Оккупированная Америка. Григорий Юрьевич Миронов

либо читающими газеты или электронные книги пенсионерами. Наконец, через некоторое время и весьма далеко от входа, одна освободилась. Ура! Они поспешили к ней, чтобы никто их не опередил, и спокойно сели.

      Перекинувшись несколькими фразами о всяких там мелочах, начали доставать свои обеды, которые одному заботливо положила мама, а другому – напихал полухмельной от пива дедушка. У Станислава была так любимая теперь америкороссами сосиска в тесте, которая легко в свое время вытеснила хот-доги (вызывавшие, как уверяют абсолютно все ученые, рак и импотенцию), большой пирожок с картошкой и маленькая бутылочка абсолютно безалкогольного кваса. У Бориса в специальном боксе, куда утром положил еду его дедушка, был пирожок с капустой и…, о, ужас, КРАСНАЯ. БАНОЧКА. КОКА-КОЛЫ. С БЕЛОЙ. НАДПИСЬЮ на запрещенном английском языке – латинице!

      Когда Борис ее увидел, повисла страшная пауза недосказанности, у него широко открылись глаза, чуть отвисла челюсть и вены на шее стали толстыми как велосипедное колесо. Он испугался и попытался быстро спрятать то, что было у него в руке обратно, чтобы его друг ничего не увидел. Но тот заметил и со страхом посмотрел на своего друга томным взглядов, сверля, как казалось, дыру во лбу своего одноклассника. От былой дружелюбности, кажется, не осталось и следа за несколько секунд. Они оба молчали, минуту уж точно, каждый думал, что же с этой ситуацией делать. Потом Стэн все-таки как-то шепотом решил сказать первым: