Морская служба как форма мужской жизни. Ф. Илин

От него сразу же шарахнулась бабка-дворничиха и быстро скрылась за углом дома.

      Через минуту он уже скрылся за поворотом, целеустремленно мысленно пришпоривая себя и Боливара. «Меня ждет командир!» – твердил он сам себе, мобилизуясь на подвиг.

      Куда делся Грушников, Сэм не волновался. Он обиделся и сразу же за поворотом напрочь забыл о капитане второго ранга!

      Непонятно – как, но он беспрепятственно миновал выездное КПП, не вогнав в ужас дежурных гаишников своим свежим спиртосодержащим выхлопом. Ветер разбросал – развеял прочь с дороги предательские молекулы спирта, да так, что походя их и не учуешь!

      Прячущиеся от хлестких ударов снежных зарядов, постовые милиционеры, с изумлением оглядев живого Снеговика, без слов открыли шлагбаум.

      Волынский помчался по заснеженной дороге, проскакивая переметы, напряженно вглядываясь вперед.

      Постепенно встречный ветер и снежные заряды выбили у него из головы большую часть хмеля. Километров через тридцать он замерз, внимание рассеивалось, ветер ощутимо сносил Боливара прочь с полотна дороги… Тогда он понял, что явно погорячился, но возвращаться было нелепо и даже стыдно. Засмеют, ко всем свиньям с именами «Начпо» и «Комбриг» на бортах! Волынский припомнил как-то виденных им на острове-базе, таких откормленных хряков с кривыми надписями кузбасслаком. Они бродили по свинарнику бербазы одной бригады, на отдельном продуваемом всеми ветрами, но свободном от визитов большого начальства острове. Разве иногда только… Остров был с не совсем удобным названием… А веселые аборигены водили случайных гостей туда, поглядеть на этих свинок, как на выставку достопримечательностей.

      Подъехал к перекрестку с главной трассой. Тогда он почувствовал, что его как-то здорово мутит. Несчастный метаболизм Сэма требовал избавления от всякой ненужной гадости, бессовестно болтающейся по страдающему желудку, подпрыгивая по всему организму на каждой кочке-ухабине.

      Остановив мотоцикл и спрыгнув на обочину, он согнулся от спазма. Волынского раза два буквально вывернуло наизнанку. Измученный желудок извергался, как проснувшийся вулкан. Было скверно и противно. Во рту стоял вкус железа, медной окиси… Сэм клялся искренне: – Все. в последний раз, придави меня всеми конями Большого театра и его колоннами!

      Но через некоторое время стало легче. С глаз напрочь слетела пьяная пелена. Из-за кустов к нему бросилась какая-то фигура. Сэм резко достал из-под куртки пистолет и замерзшей рукой неловко передернул затвор.

      Заснеженная фигура притормозила и заорала охрипшим голосом: – Стой, свои! Пушку-то опусти! Ну и народ пошел – чуть что – так сразу палить – лишь бы человек хороший попался!

      Волынский опустил руку с пистолетом. К нему приближался живой пингвин, весело хлопая своими короткими ручками-крыльями.

      Отогнав наваждение, капитан-лейтенант вгляделся – это был коренастый парень, в короткой меховой походной «канадке», которую носили офицеры с подплава.