Отель. Артур Хейли

коли будет разбирать дело об изнасиловании белой девушки, удавшемся или неудавшемся. Нет, сэр, не поверит, особенно если четверо весьма высокопоставленных молодых белых джентльменов скажут, что этот негр лжет. Не поверит, даже если мисс Прейскотт поддержит негра, хоть я и сомневаюсь, чтобы ее папочка разрешил ей это сделать, ведь столько существует газет на свете, и какую шумиху они могут поднять.

      Питер, уже снявший было трубку, снова положил ее на место.

      – Порой мне кажется, что вы намеренно усложняете некоторые вещи, – сказал он. Но в душе Питер знал, что Ройс прав. Взглянув на Маршу, он спросил: – Вы сказали: «мисс Прейскотт», я не ослышался?

      – Ее отец – Марк Прейскотт. Тот самый Прейскотт. Я правильно говорю, мисс? – обратился к Марше молодой негр.

      Она грустно кивнула.

      – Мисс Прейскотт, – задал вопрос Питер, – вы знаете тех людей, которые повинны в случившемся?

      – Да, – прошептала она еле слышно.

      – Они, по-моему, все были на студенческом балу, – предположил Ройс.

      – Это правда, мисс Прейскотт?

      Она слегка наклонила голову в знак подтверждения.

      – И вы вместе с ними пришли сюда – в этот номер?

      – Да, – снова прошептала она.

      Питер испытующе посмотрел на Маршу. И, немного помолчав, сказал:

      – Это ваше личное дело, мисс Прейскотт, станете ли вы подавать в суд или нет. Но какое бы решение вы ни приняли, администрация отеля будет на вашей стороне. Боюсь только, что в словах Ройса насчет шумихи заключена большая доля правды. Ее, видимо, не избежать – я даже полагаю, что шумиха поднимется изрядная и не очень приятная. Конечно, – добавил он, – все должен взвесить ваш отец. Вы не считаете, что мне следует позвонить и попросить его приехать?

      Марша подняла голову и впервые посмотрела Питеру в лицо:

      – Мой отец сейчас в Риме. Пожалуйста, ничего не рассказывайте ему – никогда.

      – Я уверен, кое-что можно сделать, не давая пищи злым языкам. Но я считаю, что совсем спускать такое нельзя. – Питер обошел вокруг кровати. Только тут он с изумлением обнаружил, что перед ним совсем еще девочка, но прехорошенькая. – А пока могу я вам чем-нибудь помочь?

      – Не знаю… Не знаю. – И она снова заплакала, только уже тише.

      Несколько растерявшись, Питер вытащил белый носовой платок, Марша взяла его, вытерла слезы и высморкалась.

      – Теперь лучше?

      Она кивнула:

      – Да… спасибо…

      В душе у нее царили самые противоречивые чувства: обида, стыд, гнев, непреодолимое желание отомстить, какими бы ни были последствия, жажда – хоть она и знала, что неосуществимая, – упасть в объятия любящих, способных защитить ее рук. Но над всем этим преобладало физическое изнеможение.

      – Мне кажется, вам нужно немного отдохнуть.

      Макдермотт сдернул покрывало с нетронутой постели, и Марша, нырнув под него, легла прямо на одеяло. Наволочка на подушке приятно холодила лицо.

      – Я не хочу здесь оставаться. Не могу, – сказала она.

      Питер кивнул: ему