Точка бифуркации. Евгений Чернобыльский

обойму и обходил залитую кровью баню, завершая начатое контрольными выстрелами. Кроме него, в домике номер пятнадцать ещё дышал только истинный антигерой сегодняшнего вечера Севастьянов. Огромная туша Михаила Антоновича свернулась в неимоверных размеров комок и скулила. Похоже Шац прострелил старому товарищу обе коленки.

      – Рассказывай.

      Шац положил пистолет на стол и держал в руке армейский нож. Кирилл пропустил начало разговора и теперь наклонился к колонке (в чем не было никакого смысла), чтобы не пропустить ни одного слова и разобраться в странном поведении Клиента.

      – Ты с ума сошел, Вадик! Ты чего творишь?

      – Рассказывай. Не надо юлить.

      – Да ты понимаешь кого ты завалил, идиот?

      Севастьянов смог взять себя в руки и сел на полу, поджимая ноги и опершись на стену.

      – Чтобы ты не задумал, мы уже трупы. Даже мне не отмазаться.

      – Наплевать, – тем же усталым грустным тоном оборвал истерику Вадим Аронович.

      – Наплевать ему! – Севастьянов вскинул руку в знак негодования. – Что ты тут расселся со своим ножичком? Ты забыл кто я?

      Вадим Аронович молниеносно наклонился к сидящему на полу Севастьянову и резкими быстрыми движениями нанес несколько резанных ран Михаилу Антоновичу. Севастьянов взвыл от боли.

      – Сука! – орал Севастьянов. – Да как же так-то? Что на тебя сволочь нашло!?

      – Расскажи про Машу.

      – Какая ещё Маша, урод?

      – Сестра, – Вадим Аронович сунул в лицо Севастьянову фотографию старшеклассницы. – Моя сестра.

      Михаил Антонович много матерился. Он переходил с крика на мольбы, пытался увещевать и обещал простить. Вадим Аронович ловко болезненно орудовал ножом. Севастьянов снова орал и матерился. Он клялся, что не помнит никакой Маши, потом вспоминал о десятках своих жертв.

      – Ты знаешь сколько было этих прошмандовок? Их хватали на улицах и тащили ко мне. Отовсюду! Из кафе и кинотеатров, с дискотек и свиданий. Все хотели уважить дядю Мишу!

      – Дядя Миша, – презрительно пробормотал Шац. – Ты ответишь за всех. Ты ведь понимаешь, что не уйдешь отсюда?

      – Да куда уж мне, – зло выкрикнул Севастьянов и выразительно посмотрел на простреленные ноги. – Резать меня прекрати трусливый ты жидёнок.

      – Прекращу. Признайся, – Вадим Аронович воткнул нож в громадную ляжку своей жертвы.

      – Хорошо! – заорал от новой порции боли раненый. – Хорошо, сволочь ты поганая. Была она, да! Я об этом позже узнал, когда тебя уже к себе взял. Рассказали мне добрые люди, но что это меняло? Ну трахнул я её и что?! Подробностей хочешь? Как она кусалась хочешь знать?

      Глаза Севастьянова налились кровью, изо рта при каждом выкрикнутом слове фонтаном брызгала слюна. Казалось в порыве гнева он может встать несмотря на все ранения и проломить голову своего мучителя.

      – А потом убил? – без эмоций спросил Шац.

      – Конечно, нет! Зачем? Я их всех отдавал.