История России в современной зарубежной науке, часть 3. Коллектив авторов

но и благодаря политике правительства, которое постоянно напоминало людям об их национальной идентичности – что проявлялось, например, в наличии специальной графы общегражданского паспорта. В государстве, изначально поддерживавшем классовую теорию исторического прогресса, такая фиксация на национальности выглядела неожиданно, замечает С. Ловелл (с. 95–96).

      Историки пока не пришли к единому мнению относительно того, был ли Советский Союз империей, и в частности потому, что сами большевики долгое время не знали, что делать с национализмом, о чем свидетельствовали долгие дебаты по национальному вопросу и о том, на каких основаниях должно быть организовано новое государство. В книге кратко прослеживается история создания СССР, во многом обусловленная острым характером борьбы за власть в годы Гражданской войны. Переходя к освещению принятой в 1920-е годы политики «коренизации», автор подчеркивает, что относительно плюралистическая позиция и Ленина, и Сталина по вопросу о праве наций на самоопределение позволила найти некий третий путь между двумя крайностями: пролетарским интернационализмом и европейским федерализмом, как он понимался в то время (с. 99).

      Идея коренизации основывалась на марксистском видении исторического прогресса, согласно которому национализм представляет собой неизбежную стадию развития, которую должны пройти «отсталые» народы на пути к социализму. Именно поэтому территориальное деление проводилось на основе принципа национальности, причем к государственной деятельности были привлечены этнографы, создававшие многомиллионные нации «буквально из ничего», как это произошло в 1924 г. с Туркменией (с. 101).

      В начале 1930-х годов возрастают противоречия между политикой коренизации и задачами государственного строительства, что привело к выдвижению идеи единого советского патриотизма «с довольно сильным русским оттенком». Было широко объявлено о том, что большевики являются наследниками России, что включало как ее статус великой державы, так и культуру. Новая политика шла рука об руку с репрессиями по этническому принципу. Первыми насилию подверглись украинские националисты во время показательного процесса 1930 г., а жесткая политика по отношению к Украине во время голода 1932–1933 гг. уничтожила всякие стремления к «украинизации» (с. 103).

      Принцип примордиализма, лежавший в основе политики коренизации и подразумевавший, что нации базируются на общности языка, культуры и территории, при изменении политического курса привел к массовым арестам и депортациям целых народов. В 1935–1936 гг. репрессиям подверглись немцы, поляки и финны на западных границах, эстонцы, латыши и финны в Ленинградской области, затем очередь дошла до дальневосточных и южных рубежей. Во время Большого террора примерно четверть миллиона человек были расстреляны в рамках «национальных операций». В годы войны последовала новая волна этнических депортаций: сначала это были немцы, а в 1943–1944 гг. – народы, признанные виновными