Труды по россиеведению. Выпуск 2. Коллектив авторов

почему-то не хочется. Как-то все сладенько получится. Типа (стилистически здесь уместен чудесный русский новояз) «не согрешишь – не покаешься».

      Мне ближе – «неприемлемая Россия». Иными словами, неприемлемы мы. Наша задача – стать приемлемой, нормальной страной, обществом. И это мое рассуждение никак не диссонирует с моим же тезисом: Россия, подобно другим, идет своим путем, который для нее нормативен, девиантных развитий не бывает, поскольку в «природе» не существует некоей общечеловеческой социальной нормы. Мир многообразен, разноцветен, разнонаправлен (никаким глобализациям не под силу отменить эту фундаментальную плюральность; она лишь может драматически обострить конфликт универсального и уникального). И вот в рамках своей нормативности любой социум в принципе подвержен испытаниям, искушениям, неадекватным выборам. Любой социум – и русский тоже! – колеблется между двумя возможностями: быть приемлемым (для мира и себя) и неприемлемым. В 1917–1920 гг. моя родина встала на неприемлемый путь.

      Затем – через жертвы, сопротивление, преступления, войну – вроде бы начала возвращение в нормальность. И вот сегодня, спустя почти сто лет после рокового решения, нам, убежден, предстоит ответить на обязательные для всех наций вопросы. Среди них есть два из разряда важнейших: легитимность государства, политико-правовой системы в целом (это шире государства) и самоидентификация общества.

      1. Легитимность. Не будем ломиться в открытые двери и доказывать ее обязательность для устойчивого функционирования государств и политий. Как же здесь обстоят наши дела? – Но прежде напомним: какую легитимность имеют современные государства. В качестве примера возьмем Францию – одну из «законодательниц мод» в политике. Будучи президентом Республики (1995–2007). Жак Ширак, представитель умеренно-консервативных, центристских сил, заявил: наше государство имеет своим источником Великую революцию, а не, скажем, деяния Жанны (д’Арк). То есть человек, вышедший из голлистской (католической, национальной) традиции, апеллирует не к глубинным – во многом духовным, религиозным – основам и организационному опыту полуторатысячелетней Франции, а к светским, республиканским принципам 1789 г. Нет, та Франция не забыта, но это государство выросло из Революции. Можно оспорить мнение Ширака, но оно ясно, точно, определенно. И в обществе по этому вопросу существует консенсус; ведущие политические игроки вполне принимают шираковскую версию.

      Это – историческая легитимность, или легитимность в истории. Без нее невозможны устойчивость, успешность государства, социальной системы. Другой необходимый тип легитимности – правовой. Он коренится в Конституции, которая, по словам крупнейшего теоретика права ХХ столетия Г. Кельзена, является «основной нормой» жизнедеятельности политической системы и правопорядка. Само же государство – «правопорядок в действии». Не больше, но и не меньше.

      Таким образом, две легитимности –