Что ждёт Дятлова за перевалом судьбы. Том 4. Завершение истории. Алессия Риторина

стресса сто грамм фронтовых¹. Ребята смотрели косо, но понимали его состояние. Никто даже не укорил его в этом, потому что у всех на душе да и в головах была целая каша и сумятица всяких мыслей и чувств. В этот вечер и ночь никто не смеялся и даже не рассказывал анекдоты. Какая-то тяжёлая завеса из горечи и печали висела над перевалом у горы Холатчахль в эту майскую тёплую ночь.

      Бессонница была не от каких-то кошмаров, а просто сон не приходил, и всё тут! И не только у Владимира Аскинадзи. Не спал Ортюков, не спали Куриковы, да и остальные, тоже, по большей части, просто лежали, надеясь уснуть.

      Первым заговорил Толя Мохов, нужно было как-то снять это тяжёлое всеобщее молчание:

      – А ты хорошо был знаком с дятловцами или с самим Игорем? – обратился он к рядом лежащему и бесполезно пытающемуся уснуть Владимиру Аскинадзи. Тот некоторое время молчал, обдумывая ответ либо вспоминая что-то, а затем сказал:

      – Да нет… Не был знаком с ними лично. Только со слов его хорошо знавших друзей и товарищей: Юры Блинова, Мони Аксельрода и других. Когда они приехали с поисков, то много говорили на эту тему, вспоминали ребят. Я тогда поднял все свои фотографии и альбомы из последних походов. И на одной из них увидел Зину Колмогорову. Я вспомнил… Это были ноябрьские праздники, поход выходного дня. На фотографии много красивых девушек, посредине Зина, а я лежу в ногах… Такой развалился весь и одной рукой лезу за сигареткой во внутренний карман. Зине тогда оставалось жить всего три месяца. А я даже не догадывался об этом. Только сейчас, рассмотрев её на фото, вспомнил, какая же она была красивая, с белоснежной улыбкой и заразительным смехом. И ещё было тогда в походе много красивых девушек. А я, пацан, сижу такой и не замечаю вокруг такой красоты, лезу в карман… за сигареткой…

      После этих воспоминаний снова наступила тишина, никто больше не хотел говорить, только иногда в ночи слышались чьи-то глубокие вздохи.

      Версия огненных шаров жива

      06 мая 1959 года. Перевал у горы Холатчахль. Свердловская обл. СССР

      На следующий день после получения телеграммы от Ортюкова, в Лагерь спасателей на перевал у горы 1079 прибыли: следователь Иванов, прокурор Темпалов и судмедэксперт Возрожденный. Судмедэксперта Иванов прихватил с собой в надежде, чтобы тот сразу на перевале «по-быстрому» сделал вскрытие трупов. Но обо всём по порядку.

      Уже 6-й майский день был в самом разгаре, а искрящееся майское солнце – в зените. Ну, наконец-то криминалисты прибыли! Ортюков был весь на нервах ещё со вчерашнего дня. И можно его понять. Хоть и сделали самодельный навес над трупами, но те продолжали находиться в ручье с сильным течением, которое ворочало даже камни на дне, и уже тела готовы были упасть с маленький водопадик, в котором вчера находилось тело Люды Дубининой.

      Так как время поджимало, ивдельские «гости» сразу приступили к осмотру места происшествия, описанию положения и поз трупов, а также к их изъятию из ручья из-под толстого (несмотря на май месяц) слоя снега.

      Отступление

1

«Сто грамм фронтовых» или «Наркомовские сто грамм» – неофициальный термин, имевший хождение в 1940-х годах в период ведения Красной Армией боевых действий, которым обозначали норму выдачи алкоголя (водки) военнослужащим. Был издан документ, постановление, под грифом «Секретно» в период начала Отечественной войны, по которому военнослужащим, сражающимся на передовой, выдавали сто грамм 40-градусной водки, дабы сократить их уровень стресса и поднять боевой дух армии.