Нечаянные деньги. Галина Гонкур

на планете Консервных Банок подрались банки с тушенкой».

      – Ну, у тебя и память. Я, угадала. Ничего там, говорить можешь, не отвлекаю?

      – Нет, ты прямо четко время угадал – обед у меня. Да и у тебя там тоже, наверное, обед, да?

      – Как в воду глядела, – откликнулся в трубке Андрей. – Как сама? Как работа, семья, здоровье?

      – Ох, Андрюш, давай сразу к делу, – засмеялась я. – Я ж догадываюсь, что ты не случайно мне позвонил, что-то нужно. А то я пока твоего рассказа дождусь – от любопытства помру.

      – Ну, ладно, – легко согласился мой бывший коллега. – Тогда я сразу к делу. Работа нужна? Интересная, денежная и с перспективой.

      – Ух, ты, ничего себе! – изумилась я. – Вот это вопрос. Ну, положим, меня это интересует. Колись что там и как.

      – Нее, это не телефонный разговор, – не согласился Андрей. – Давай вечером чая-кофия попьем? В «Стрекозе», в 18:30, нормально?

      До половины седьмого я изнемогала от любопытства.  Что за работа? И причем тут я, с чего это он обо мне вспомнил? А и правда, нужна ли мне новая, другая работа? И не боюсь ли я ее, этого журавля в небе, каким бы он ни был? Чтобы это ни было, любой проект, он – 100% частный, коммерческий. А это в переводе на русский означает – сплошные риски и переработки, плюс никаких гарантий. Готова ли ты, Ася, к таким раскладам? В конце концов, изнервничавшись изрядно, я запретила себе думать на эту тему до встречи с Андреем и решила заняться своими непосредственными служебными надобностями.

      На сегодня у меня оставалось неотвеченым только одно письмо, понять содержание которого я не могла даже с учетом своего уже многолетнего опыта работы в отделе. Письмо толщиною с один из томов «Войны и мира» содержало в себе переписку автора с доброй половиной министерств и ведомств, ссылки на федеральные законы и справки об инвалидности каких-то третьих лиц, фото чьей-то загипсованной ноги и детский рисунок. Я изумилась ассортименту и заглянула сразу в конец: «На основании вышеизложенного просим и требуем починить в нашем подъезде сломанные перилы». И дальше десятка полтора подписей. Ох, грехи мои тяжкие. Почему к нам, почему не в управляющую компанию? Неужели в подъезде нет ни одного мужика, который бы не просил бы, не требовал, а взял и без вот этой вот бюрократии починил эти самые «перилы»?

      И я еще сомневаюсь, нужна ли мне другая работа?! Не для этого всего мама ягодку растила! Да я ж тут еще через несколько лет сама инвалидность получу, ментальную. Не для меня эта работа, мне тут тесно, скучно и маетно. Ох. Быстрее бы полседьмого!

           Андрей почти не изменился, только разве поправился чуть-чуть. Ну, и стиль одежды у него поменялся: когда мы работали вместе, он не вылезал из драных модных джинсов и маечек с анархистским уклоном, от Sons of Anarchy до славянской «Анархия мать порядка». А тут – пиджак, галстук. Постарел Андрюха…

      – Ну, расскажи, ты чего и как? По-прежнему чиновница? – мы заказали себе по салату и коле с ромом, и разговор, наконец, начался.

      – Да, у меня все без изменений. А ты, по-прежнему веселый молочник?

      – Да, и у меня все без изменений.

      – Андрюх,