Не смогу жить без тебя. Кейтлин Крюс

выпирающие мускулы… Где он это приобрел? Явно не в тренажерном зале. Ей не удалось увидеть его обнаженным четыре года назад, и сейчас он потряс ее своей мужественностью.

      Может, это от шрамов? Они покрывали его грудь и спускались ниже талии.

      – Столько шрамов… – прошептала она.

      Сьюсан протянула руку и провела пальцем по шрамам – до которых смогла дотянуться – на мускулистой груди и плоскому животу. Это отметины страшной катастрофы, после которой не выживают. Словно две картинки столкнулись у нее в мозгу и слились в одну с двумя мужчинами: один, внезапно ее оставивший, и второй, называвший себя Графом и скрывавшийся в горном поселке.

      Но ей не нужны никакие картинки, ей все равно, в каком образе он сегодня. Его кожа такая горячая, тело такое крепкое, и она водит пальцем по шрамам, словно хочет оставить это в памяти.

      – Я похож на чудовище из-за шрамов? – хрипло спросил он.

      Он, разумеется, не считал себя чудовищем. Сьюсан сомневалась, что Леонидас Бетанкур когда-либо был о себе низкого мнения, кем бы он себя сегодня ни называл. Этот самый мужчина считал себя чем-то вроде бога еще до того, как обрел последователей в Скалистых горах, смотревших на него как на божество.

      Сьюсан сморщила нос.

      – Тебе это не все равно? Или ты воображаешь себя еще и чудовищем, а не только мужчиной?

      И тут он засмеялся. Леонидас запрокинул голову и смеялся от души.

      А ее пронзил страх. Но почему ей стало страшно? Не от его же красоты. Он красив – этого у него не отнять. Густые темные волосы с чуть заметным рыжеватым оттенком, длинные, не похожие на строгую короткую прическу тех прошлых дней. Глаза, карие с золотыми искорками, то обжигали, то ласкали. Его рост, жилистая мускулистая фигура, то, как он двигается, как сидит на импровизированном троне в белом зале… Он везде будет заметен и всегда будет притягивать к себе. В его красоте, в чувственных, совершенных, экзотических чертах лица смешались красота матери, гречанки, испанца отца, и прочих родных: бразильцев, французов, персиян.

      Он поразил ее, когда она еще была девочкой.

      Он великолепен. Иного слова не подобрать.

      Сьюсан уже готова поверить, что он на самом деле бог.

      – Ты совершенно права, – произнес, помолчав, Леонидас. – Чудовище, бог, мужчина. Мне все равно.

      Сьюсан затрепетала. Это был внутренний трепет, огромная, пугающая радость. Она и хотела близости, и боялась, не в силах понять, что это: самоубийство или наслаждение. И… покорилась Леонидасу, когда он склонился над ней и положил ее ноги себе на бедра. У Сьюсан кружилась голова. Что будет?

      Но это уже не важно, потому что он начал ее целовать, словно припечатывал ее рот своими поцелуями.

      Как же она выживала без него? Без… этой радости.

      В глубине сознания пронеслось, что она должна ему сказать: «Я девственна». Надо предупредить – ведь их свадьба по-настоящему ничем не завершилась. Он может снова засмеяться – его позабавит, что женщина в ее возрасте до сих пор сохранила невинность. Но она все равно