Двум смертям не бывать. Наталья Шнейдер

близкими людьми, а на самом деле я почти ничего про тебя не знаю. Наверное, я сам виноват, что так получилось. Все эти годы я отчаянно тебе завидовал. Твоему умению обращаться с оружием… я ведь так толком и не освоил это мастерство. Нет, доведись сейчас доказывать свое владение семью рыцарскими искусствами, я бы справился – но настоящих высот мне не достичь никогда. Твоей способности решать не только за себя, но и за других – ты даже смог заставить мать уступить тебе право заниматься делами, как и положено настоящему главе семьи – хотя хоть убей, не могу понять, неужели все это – налоги, собранная пшеница и поголовье овец – и в самом деле может быть интересным. Твоей свободе. Да, я помню, что ты сказал ночью. Но знаешь, я бы отдал полжизни из того немногого, что мне осталось, даже за такую свободу. Я слишком устал быть смыслом чужого существования.

      Знаешь, я почти ненавидел тебя. За то, что в твоих глазах я был никем. О да, ты умеешь ценить как искусство воина, так и глубину познаний ученого – не знаю, когда ты успел этому научиться. Но воин из меня никудышный, а эрудиция – отнюдь не замена острому уму. И я готов был ненавидеть тебя за то, что не обладаю тем, что ты привык ценить в других.

      Ты уезжал с лицом человека, сбросившего с души тяжкую ношу. Как будто впереди – лишь победа и слава, а смерти просто нет.

      Мне стыдно. Прости.

      Рихмер.

      Глава 3

      Эдгар шел пустынными коридорами университета. Близился вечер, неугомонные студиозусы давно разошлись по домам. Эдгар любил это время: в древних стенах воцарялась тишина, какая и должна быть в истинной обители знаний, сквозь разноцветные витражи падали последние солнечные лучи, превращая каменные коридоры и высокие залы в сияющие чертоги. В такое время хорошо читать или молиться.

      Вызов ректора сам по себе ничего не значил. Может, старому чревоугоднику просто хотелось посидеть за бутылочкой вина и ученой беседой. А может, решил обсудить новую главу диссертации, которую Эдгар оставил ему на днях. Ректор благоволил молодому ученому еще с тех пор, когда сам был всего лишь одним из преподавателей, заметивших смышленого мальчишку. Эдгар, в свою очередь, прекрасно понимал, что стремительной карьерой обязан не только собственному уму.

      Ректор был не один. Вопреки обыкновению, он выглядел задумчивым и отнюдь не благодушным. Приняв поклон молодого человека, велел ему сесть и завел долгую тираду о крепости веры и послушании воле господа. Эдгар озадаченно внимал, почтительно кивая – раньше за стариком не водилось обыкновения читать душеспасительные проповеди торжественно-напыщенным тоном. Наверняка для гостя старается – только кто он? Простая сутана без каких-либо знаков сана, изучающий, цепкий взгляд – под этим взглядом юноше стало неуютно.

      – Окстись, Сегимер, – прервал вдруг гость излияния ректора. – Погоди с проповедью до конца седмицы. Ты говорил, что юноша умен и благочестив, этого довольно.

      – Он мой лучший ученик.

      – Тем