Прости меня, мама. Роман. Сергей Шишков

носом отца ключом, запрещая близко подходить к дверям. Они открыли кладовую, где стояли кадушки с огурцами и капустой, четверти с костяникой и корчаги с брусникой и клюквой, туеса с творогом и ладки с маслом. Эти новоиспечённые местные бандиты громко топали, сердито кричали, грязными руками хапали бруснику из тазика, чавкали, облизывая мокрые пальцы. В доме было шумно, как на ярмарке, – взволнованно рассказывала Зинаида Кирилловна.

      Она заплакала, но после некоторого молчания вновь принялась рассказывать, как активисты забирали сундуки, в которых находились девичьи и женские наряды, и всё, что было в доме, кладовой и под навесами во дворе.

      – Они изъяли даже предметы, необходимые для ведения домашнего хозяйства: хомуты, верёвки, короба, овчины, кожи, плуги, мешки, сбруи. Погрузив на телеги, они увезли на лошадях всё, оставив в пустом доме большую семью с чугуном картошки и без хлеба. Не забрали только одежду четверых деток и одеяла для них, – вздрагивающим от волнения голосом говорила женщина.

      Так хозяева крепкой усадьбы стали беспомощными и униженными перед вероломством активных сельсоветчиков, сделав в один миг настоящих тружеников нищими.

      Пока в доме творилось насилие активистов, Зинаида отправила к брату Григорию своего младшего брата Кирилку, чтобы тот рассказал им о своём горе. Мама и сестра так и не дождались его обратно, потому что вскоре прибывшие трое красноармейцев приказали всем собраться и под ружьём повели их к ближайшей железнодорожной станции. С собой разрешили взять только самое необходимое: еду, одежду и одеяла для детей.

      – Куда нас везли, точно никто сказать не мог. В дороге заболел двухлетний сын Иван. Он лежал на подстилке, был весь в жару, и его глаза были почти безжизненными. Всё время просил пить. Двое суток поезд издевательски медленно тянулся или стоял на путях, а конвоиры редко когда давали набрать воды. Моя мама качала сына, дав ему сухарик, но он только держал его в своей маленькой ручке, не в силах поднести ко рту. Остальные малолетние детки, как воробышки, прижавшись к бабушке, сидели у неё под крылом, – плача уже навзрыд, рассказывала Зинаида Кирилловна.

      Её стал успокаивать муж, пытаясь остановить эти воспоминания, а дочь Алевтина, крепко обняв свою маму, говорила ей о своей любви, вытирая слёзы, капавшие на её руки из мокрых глаз матери.

      Наконец, муж предложил своей жене покинуть беседу. И они действительно ушли, но только на время.

      Примерно через полчаса Зинаида Кирилловна явилась одна. Она была спокойна, сказав:

      – Иван, может быть наша беседа будет единственной и последней в моей жизни. Сорок лет я молчала. Теперь хочу о своей жизни рассказать всё. Если вам это интересно, я продолжу свой рассказ.

      Попробуем пересказать то, о чём она нам поведала ему дальше.

      Поезд, в котором Зинаида Кирилловна ехала со своей семьёй, останавливался редко. Вместе с ней были её отец с матерью и четверо детей.

      Наконец, поступила команда