Каменный Пояс. Книга 1. Демидовы. Евгений Александрович Федоров

Кабального поставили перед столом.

      – Ты, ядрено-молено, кабальный, спой постную песню!

      Сенька не шелохнулся, опустил руки, цепи лежали у ног.

      Тряхнул кудрями:

      – Я не шут, не потешный, хошь и кабальный.

      Воевода рот раскрыл, жадно ловил воздух. Прохрипел:

      – Демидыч, колошмать вольнодумца!

      Сокол под битьем молчал, это воеводе понравилось.

      Сам Демидов поднес кубок Сеньке. Не глядя на хозяина, Сенька выпил, утерся и пригрозил Демидову:

      – Берегись, хозяин, сбегу – зарежу за батоги!

      Демидов, не хмельной, – не пил, – сдвинул брови, пожаловался:

      – Когда ж я того дьявола уломаю? Ни батоги, ни ласковое слово не помогают. Волка и то приучают…

      Архиерей, опершись о посох, вздыхал:

      – Ох, господи…

      Опустилась прохладная ночь; на берегу шелестел листвой ветер. На струге зажгли фонарь, сработанный из бычьего пузыря. Свет был тускл, скуден. На берегу все еще сидел чуваш, и девчонка, покрытая сермяжкой, спала тут же.

      Демидов под руки свел со струга воеводу и архиерея.

      – Бачка, – крикнул чуваш, – бачка, купи девку…

      – Отстань, пес, – выругался Демидов.

      – А сколько девке годов? – приостановился воевода.

      – Двенадцать, бачка. – Чувашии снял шапку и подошел к сходне.

      Воевода подумал и посоветовал Никите:

      – Купи, купец, девку, сгодится.

      На берегу у погасших костров храпели бурлаки; над водой кружил ветер. Побитый, осатаневший от ненависти, Сенька лежал у борта струга и смотрел в бегучую воду: «Утопиться, что ли?»

      Рядом сидел Еремка и, словно угадывая его мысль, сказал:

      – Ты, мил-друг, головы не вешай. Отпороли, ништо. Оттого ярость лютее будет. Вот оно как…

      Утром на зорьке снялись с якорей и отплыли к устью Камы, где Демидов полагал отгрузку…

      По берегу шли кудрявые сады, мелькнули обширные села: Нижний Услон с приветливыми рощами, с поемными лугами; между двух гор в зеленой долине лежала Танеевка. Про те горы ходили сказы о разбойничьих ватагах, которые гуляли по Волге. Величаво прошла Лысая гора: сторожит берег и клады Разина.

      Волга, убегая вправо, широко разлилась, сверкала серебром, легкий туман дымился над водами; вольная река торопилась в лиловую даль. А слева надвинулись глубокие воды Камы-реки. Долго бежит Кама рядом с Волгой, не хочет слиться. Воды ее темны…

      Вот и устье!

      Струги стали на якоря, сгрузились. Кабальных и крестьян сбили в ватаги, назначили старост. Больных усадили на телеги.

      Сенька шел пошатываясь, лицо осунулось.

      Демидов усадил кузнецов на подводы и уехал вперед: торопился на Каменный Пояс.

      Прощаясь, Еремка обнял Сеньку крепко:

      – Ты, мил-друг, прирос к моему сердцу. Помни: в беде я первый помощник тебе… Выручу!

      Пошла бесконечная сибирская дорога. Скрипели телеги, у кандальников позвякивали цепи… Люди от тоски, от тягот запели унылую песню. Позади в последний