Разбитое зеркало. Демониада. Мистика 21-го века. Любовь Сушко

что за наряд. Неужели снимали какой-то исторический фильм. Странно, что не было съемочной группы и режиссера, и всех тех, кто должен быть на съемках, но ничего удивительного, ведь фильмы часто снимают ночью, чтобы не останавливать движение. А Любинский даже менять не нужно, конец 19 —начало 20 века во всей красе, бери и снимай фильм…

      Но как он оказался на съемочной площадке? Какой черт его сюда толкнул?

      – Отпусти меня, мой друг, – услышал он голос, от которого кругом пошла голова, – я твоя пленница, но ведь это невозможно, это такой кошмар.

      – Но разве я держу тебя? – просто спросил он.

      – Даже Атланту захотелось немного побыть свободным, и он пытался переложить свою ношу на плечи Гераклу, а я только слабая женщина.

      Мишель, наконец, посмотрел в прекрасные печальные глаза Незнакомки.

      Родинка на правой щеке, ямочки, как долго он возился с ними… Но ведь он сам придумал Любашу, не было портретов, это творил он сам. Неужели в реальности была дама, которую он придумал и сотворил сначала из глины, а потом из металла?

      – Пообещай мне, что ты меня отпустишь, ведь ты даже не любишь меня, так зачем же мне томиться под дождем и солнцем. Я не хочу такого бессмертия… Никакой съемочной группы не было.

      Мишель оглянулся на то место, где в начале проспекта, с раскрытой книгой сидела его любимое детище. Железная скамейка была пуста.

      Незнакомка в старинном наряде рассмеялась звонко, словно несколько колокольчиков сразу зазвенели.

      – Я так долго ждала, пока ты появишься один, без своих друзей, чтобы не наделать шуму. Я смогла на несколько минут вырваться на свидание с тобой, но мне уже пора возвращаться. Ведь я обещала вернуться.

      На щеках ее появились слезы, и смех преломился в плач.

      Пустая скамейка, а если она и утром останется пустой? Что будет тогда с городом и с Любинским проспектом?

      – Я не в силах чего-то изменить, – бормотал Мишель.

      Незнакомка в тот же миг исчезла. Под ослепительным блеском луны он стоял один.

      – Приснится же такое, – бормотал Мишель.

      Мимо пронесся какой-то лихач на невероятной скорости, еще бы шаг, и он оказался бы под колесами. Но удача и на этот раз не изменила ему – он остался цел, только протрезвел окончательно.

      Уж не предупреждение ли это ему? Когда он перешел дорогу и медленно остановился перед скамейкой, железная Любаша в бальном платье взглянула на него с сочувствием.

      Он присел на скамейку.

      – И что же нам делать, Любаша?

      – Ничего, все обойдется, не печалься, я уже привыкла, – услышал он тот же голос рядом. Незнакомка в бальном платье за его спиной закрыла ему глаза ладошками.

      Кто вы такая, откуда вы,

      Ах, я смешной человек,

      Просто вы дверь перепутали,

      Улицу, город и век

      – бормотал художник любимые строчки Окуджавы.

      Ему показалось, что та, за его спиной склонилась и поцеловала