В середине жизни. Русские в Германии. Лорена Доттай

наконец ответила я и придвинулась поближе к столу. Если разговаривать во время еды на такие темы, то неизменно заболевает желудок. Уж лучше просто пить воду.

      – Что за ерунда! – воскликнула дочь, – ты что, не можешь просто сказать причину!

      – Аня, я не помню, – отозвалась я. Салаты снова придется нести в холодильник. – Это было восемнадцать лет назад!

      – Такие вещи не забываются! – парировала дочь.

      – Это что, допрос? – спросила я.

      – Ты отвечаешь вопросом на вопрос! – воскликнула дочь. – Хватит извиваться… Согласись, я не человек с улицы, я имею права знать… правду!

      Сколько правды может вынести человек? Я подумала и промолчала. Иногда эту самую правду лучше не знать…

      – Я нашла его в интернете! Видела его фотку. Это он, я на него похожа! Он занимается бизнесом и у него большое предприятие… Представь, что бы было, если бы ты от него не ушла!

      Я представила. И почувствовала, как мое лицо… Не то чтобы медленно сползает вниз, но как будто застывает. Есть такие воспоминания, которые погребены очень глубоко и их лучше не вытаскивать на свет. А если вытаскивать, то с помощью специалиста, психоаналитика.

      Так вот откуда эта фраза: «Ты обрекла нас на нищету!» Я продолжала молчать. Мое молчание длилось восемнадцать лет, а Аня была не тем человеком, перед кем стоило открывать рот и выливать всю эту больную жижу… Нет, не на голову ребенка…

      Да, он и тогда уже был перспективным, уже тогда у него была своя фирма.

      – Аня, эта правда тебе не понравится, – я открыла, наконец, рот.

      – Это мне решать, что мне нравится, а что нет… – отозвалась дочь.

      Паприка остыла. Есть уже не хотелось.

      – Я знаю его адрес, – проговорила дочь, – и собираюсь его найти… Мне нужно его увидеть.

      Это катастрофа.

      Я молчала половину жизни. Неужели мой карточный домик развалится именно теперь?

      Я снова услышала, как скрипит дверца шкафа. Надтреснутый голос старого шкафа, найденного на свалке. Аня собирала вещи, теперь уже никуда не торопясь. Я стояла в дверях ее комнаты.

      – Неужели это так важно теперь? – спросила я.

      – Если это для тебя неважно, это не значит, что неважно и для меня! – бросила она, не оглядываясь.

      – Ты думаешь, что-то от этого изменится? – спросила я.

      – Конечно! Когда действуешь, всегда что-то меняется, – ответила она.

      Единственная мысль в голове, которую ничем не выбить, если только алкоголем… Нет, не при Ане… Вот эта мысль: мне не хочется возвращаться в прошлое.

      Как искренно любили

      – Ты поедешь по немецкому паспорту или по русскому? – спросила я Аню. – Если по немецкому, то тебе понадобится виза…

      Нет, ее не испугают никакие препятствия, тем более, если подумать, то препятствий нет. Если начну возражать, еще быстрее соберется и уедет, и не будет давать о себе знать.

      – Да, конечно, по русскому.

      – А деньги