Вирджиния Вулф: «моменты бытия». Александр Ливергант

Уолтер Лэм и Дункан Грант. Живописи Грант учился в Париже, там Вирджиния с ним и познакомилась; на Фицрой-сквер у Гранта была своя мастерская, и они вместе с жившим у него Мейнардом Кейнсом запросто, «по-соседски» заходили к Стивенам в любое время дня и ночи. Про Уолтера Лэма, отличавшегося редким занудством, елейными манерами и писавшего Вирджинии многостраничные письма, она отзывалась не слишком лицеприятно.

      «О чем бы он ни говорил, – записывает она в дневнике 10 января 1915 года, – всё приобретает какой-то неприглядный, невыразительный, тусклый вид; одного его голоса достаточно, чтобы загасить самые пламенные стихи на свете. Впрочем, пламенных стихов он не читает…»

      Делают ей предложение (и получают отказ) и куда более блестящие молодые люди, чем Уолтер Лэм. Такие, как Эдвард Хилтон Янг, сын известного эллиниста сэра Джорджа Янга, в будущем известный политик. А еще будущий дипломат, также классик по образованию, высокомерный и алчный Сидни Уотерлоу; в своем дневнике и он тоже, вслед за Литтоном Стрэчи и Леонардом Вулфом, в нескольких словах описал разницу между Ванессой и Вирджинией:

      «Ванесса холодна, цинична, артистична. Вирджиния гораздо эмоциональней, жизнь интересует ее больше, чем красота».

      Увивался за ней одно время и дамский угодник Клайв Белл, «радужный Белл», как она его называла. Зимой и весной 1908 года, после рождения первого сына Джулиана, Беллы жили вместе с Вирджинией в Сент-Айвз, и, спасаясь от детского крика и неизбежных в такое время семейных сцен и хлопот по хозяйству, Клайв отправлялся с золовкой на длинные, многочасовые прогулки. Тогда-то у него с Вирджинией и установилась особая интеллектуальная близость («Мы с Беллом проговорили о природе добра до часа ночи»). Но только интеллектуальная. Шансов добиться успеха у радужного Белла было немного. Во-первых, Вирджиния была с детства предана старшей сестре, которая, надо признать, одно время, когда намечался этот внутрисемейный любовный треугольник, даже ревновала мужа к сестре – пока не отвлеклась на собственный роман с Роджером Фраем. Предана, при этом, очень возможно, завидовала ее семейному счастью и благосостоянию, и в то же время боялась это счастье нарушить. А, во-вторых, сексуальная сторона жизни Вирджинию уже тогда занимала не слишком; в мужчинах, которые за ней ухаживали, ее интересовало то, что выше, а не ниже пояса. И увлекалась она (сознательно или бессознательно) теми мужчинами, которые, подобно Литтону Стрэчи, предлагали ей свою дружбу, а не любовь, не домогались ее как женщины. Женщины столь же красивой, сколь и недоступной. Вот как описывает ее в те годы одна из посетительниц четвергов на Фицрой-сквер 29, ее приятельница Розамунд Леманн:

      «Она была необычайно красива – аскетичной, интеллектуальной красотой: высокая, худая, строгие черты длинного, узкого лица готической мадонны, большие печальные глаза под изящно приспущенными веками. Особым очарованием обладал ее голос – легкий, музыкальный, с хрипотцой. Когда она протягивала к камину свои тонкие пальцы, то