Сегодня я Лола. Виктория Борисова

за маленькими сестренкой и братишкой.

      Хуже стало, когда отчим начал избивать мать. Те кошмарные, глухие удары по телу и мамин стон я до сих пор иногда слышу во сне. Мне было страшно не за себя, а за маленьких. Ведь у меня за спиной уже было детство и любовь, пусть не от мамы, а от заботливых и добрых бабушек, малыши же не видели ничего кроме пьяных скандалов и драк.

      Пьянки и побои стали повторяться каждый день, доставалось уже не только матери, но и моим младшим. Меня не трогали – боялись отца. К этому времени я уже не водила детей в детский сад, потому что у нас не было денег даже на еду. Нами заинтересовались службы опеки.

      В холодный ноябрьский день, когда на улице шел снег с дождем и у нас дома стоял сырой холод из-за того что никто не топил печку, моих братишку и сестренку увезли на серой машине в детский дом, а меня забрал отец.

      Матери было все равно. Она стояла у калитки и курила. На лице была злость, вперемешку с безразличием, а может с бессилием. Она даже не говорила, что она нас заберет, изменится и все будет по-другому. Попрощавшись с нами молча, абсолютно хладнокровно, без слез или даже капли сожаления, она сделала последнюю затяжку, выбросила сигарету, и войдя во двор, закрыла за собой калитку.

      Спустя некоторое время она умерла.

      Тогда, в четырнадцать лет, мое детство закончилось окончательно. Хотя папа старался и давал мне все, что было нужно, мне было тяжело и горько от того, как сложилась наша жизнь. У моих одноклассниц были заботливые родители. Даже если кого-то мама воспитывала одна, они не видели тех страшных вещей, которые видела я. Мне было тяжело смириться с тем, что я вижу своих младшеньких только в детдоме. Еще сильнее разрывало душу, когда братик плача просил меня забрать их с собой, а я не могла. Папа не хотел привечать их у себя.

      Теперь, когда мы повзрослели, наше общение сократилось до стандартных звонков по праздникам. Мы никогда не обращались друг к другу за помощью и уж тем более не делились тем, что происходило у нас в жизни. После стольких лет порознь никто не имел большого желания выстраивать тесные родственные отношения.

      Мне кажется, так произошло из-за того, что когда мы были все вместе, нам было больно. Мы не умели общаться в нормальной атмосфере, в той жизни, которой живут «обычные» люди, у которых непьющие родители и никто не бьет их мать. Мы ассоциировались друг у друга с плохим прошлым, хотя со временем многое и забылось. Сейчас я понимаю, что период, когда мы уже остались без присмотра бабушек я абсолютно не помню. Он будто стерт из моей памяти.

      Зато у меня сохранились приятные моменты, как например тот закат или коробка с карандашами, или детские книжки, тоже с чердака. Они пахли старой бумагой и пылью и это было прекрасно. Еще я люблю вспоминать вкус прабабушкиных пирожков и запах дыма, когда она топила печку в первые дни осени. Я до сих пор помню огромного паука в кустах крыжовника, который напугал меня до смерти и кота Ваську, гревшего меня и бабушку, когда мы, лежа рядом, смотрели вечерние новости.

      Я