Желания не исполняются. Истории для души. Александр Макаров

получают то, что сами и выбрали?

      – Ладно, Александр, мне пора, нравишься ты мне. И вы сударыня, – галантно раскланялся в сторону жены Артемий Палыч.

      Не оборачиваясь и напевая какую-то незнакомую песенку, он быстро пошел в сторону города. И опять я поймал себя на мысли, что Артемий Палыч как-то поменялся. Мои рассуждения прервал голос супруги.

      – А разве ты говорил ему, как тебя зовут?

      Мы, не сговариваясь, посмотрели вслед уходящему Артемию Палычу, но его уже не было.

      Набережная по-прежнему жила своей жизнью.

      Играли уличные музыканты, лениво прогуливались отдыхающие и горожане. А в десяти метрах от нас, у кромки воды, две женщины неопределенного возраста, мечтали о настоящей любви.

      МОЛИТВА

      Сердце Сергея остановилось, сжимаемое ледяной рукой страха.

      За дверью операционной палаты, укрытая холодной простыней, среди пульсирующего световыми индикаторами медицинского оборудования, и нависших белых фигур, находилась его девочка.

      Мужчина не видел дочь, но ощущал запах ее выцветших на солнце волос, видел бегущую с визгом ему на встречу, и чувствовал, ни с чем несравнимое объятие человечка, дороже которого не было на всем белом свете.

      Холодный камень в груди не давал дышать, действовать и жить. Руки побелели от напряжения, сжимая больничную скамейку.

      Повторяя про себя одну и ту же строчку из молитвы «Отче наш сущий на небесах, Отче наш сущий на небесах», он стал покачиваться скованным от горя телом, не замечая проходящий мимо персонал клиники, врачей, пациентов.

      Пространство и время перестали существовать. Все что связывало его сейчас с реальностью, это образ Дианы и строка молитвы. Что-то глубоко внутри не позволяло нарушать эту связь. Все остальное исчезло, не мешая использовать для помощи ребенка то, что он мог сделать в этот момент.

      Сергей боялся прийти в себя, увидеть хирурга, открывающего дверь операционной и прожить секунды смертельного ожидания вердикта. Рассудок держался на невидимой зыбкой веревочке, сплетенной из страха и надежды.

      – Милок, да ты уймись. Не кричишь вроде, а до звезд слыхать. Все хорошо будет. – Сергей увидел перед собой лицо старушки в платке сестры милосердия. Такие носили, наверное, до революции. Белый, по грудь, оставляющий открытым лишь овал лица. И повязка с красным крестом на рукаве, черного с длинным подолом платья.

      – Я тебе одно скажу – не отступала старушка – Михал Иваныч врач правильный, с большим сердцем. А ты молись, сынок молись, тебе легче станет.

      Вместе с внезапным успокоением и легкостью, Сергей почувствовал теплую тяжелую ладонь на своем плече. Ушла сжимающая грудь тоска, отступил холод, и вернулось желание действовать.

      – Вот так, все будет хорошо, – как когда-то говорила его бабушка, произнесла сестра милосердия. – Ты посиди, милок, а я пойду, вот, а ты посиди.

      Старческой,