Соточка. Кружка водки, рюмка чая. Женя Маркер

их подарили за завтраком в эфире радиопрограммы или утренней передачи по телевидению. А когда подсознание выдало непредсказуемое? Объяснить себе это Гоша не мог и пошел на работу – рисовать.

      Холодный ветер немилосердно лез под кожаную куртку и вольно гулял по синей коже, которую тут же мгновенно покрывали мелкие пупырышки от нежеланной по времени года температуры.

      Зябко. Ранний осенний морозец жжет пальцы, глаза попеременно слезятся, но карандаш уверенно скользит по бумаге. Гоша рисовал шарж клиенту; вернее, веселенький портрет, как он называл то, что у него получалось на бумаге.

      И не портрет, и не шарж. Так, полупортрет-полушарж. А люди покупают!

      Случайный подвыпивший приезжий решил сегодня запечатлеть себя на фоне местных фонарей, и Гоша согласился, не раздумывая. В такую погоду радуешься любому клиенту. Вполне возможно, этот сербский парень будет единственным за день. Разговоры о том, о сём, несколько последних анекдотов скоротали те двадцать минут, пока работал художник.

      Характерный образ югослава лет тридцати с горбатым носом и тонкими упрямыми губами, слегка волнистыми волосами и мелкой щетиной на щеках оттеняли замечательные карие глаза, в которых лучился свет молодости, желание подвигов, стремление к красивой, долгой, богатой жизни. Любому художнику интересно работать с глазами – не только зеркалом души, но и портретом судьбы. В них все: прошлое, настоящее, будущее, – важно уметь это заметить и изобразить…

      – Вот, смотри, дорогой! – Гоша повернул рисунок парню. Тот взял лист в руки, посмотрел внимательно, и сунул пару купюр в руку художника.

      – Совсем не похож! Да… – неуверенно ответил гость города, но рисунок забрал. Дал, правда, денег мало. Но синяя гусиная кожа вмиг превратилась в нежно-розовую, когда Гоша получил гонорар за свою работу.

      Что такое двести рублей в наше время? Копейки! В лучшем случае можно купить бутылку водки, а это не много не мало, как 1000 килокалорий. Жить можно, но сложно. Скорее, выживать в этот ноябрьский вечер, и вспоминать былые времена.

      «Странное дело, – подумал Гоша, – рисуешь человека абсолютно похожим, а он не доволен. Отдаешь ему портрет приукрашенный, надуманный, порой с иной внешностью, где схожестью почти не пахнет, и тот рисунок берет „на ура“».

      С каждым годом ему становилось сложнее нести участь свободного художника. Немного осталось на улице друзей из старой гвардии. Те, кто сегодня рисует рядом, совсем не те; они и держатся особняком.

      Одиночки.

      Нет былых веселых заводил, пропали мастера кисти и карандаша, не собираются компании после работы. Пролетели замечательные мгновения, когда за трояк или пятерку Гоша рисовал черно-белый или цветной рисунок. И этих денег хватало с лихвой на жизнь…

      Он взял под мышку планшет, поправил на груди рекламную картинку и медленно побрел по улице, заглядывая в лица редких прохожих:

      – Нарисуемся? –