Первые апостолы. протоиерей Александр Мень

доверия. И Петр молча повинуется – как велению свыште. Иисус же лишь добавляет загадочное обещание: «Отныне будешь уловлять людей». Впрочем, для любого, кто знает пророчества, оно не является загадкой. Ведь некогда было предсказано, что в мессианские дни Бог соберет чад Своих, словно рыб, посылая в мир чудесных рыболовов¹². Не таким ли «рыболовом» должен теперь стать он – сын Ионы?

      А если намек понят правильно, значит, стоящий перед Симоном – воистину Помазанник Предвечного. Об этом говорит и символическое знамение: невод, заброшенный по указанию Иисуса, неожиданно наполняется рыбой. Красноречивый знак, и вполне реальный, осязаемый: лодка накренилась, сети вот-вот порвутся¹³. Нужно звать на помощь других рыбаков. Иоанн и Иаков, подоспев, с изумлением смотрят на чудесный улов, едва вместившийся в двух баркасах – их и Симона.

      Тогда-то проявляется еще одна черта Петра: его глубокое смирение. Он склоняется к ногам Иисуса: «Выйди от меня, Господин, потому что я грешный человек». Это не пустая фраза. Симон говорит от всего сердца. Он слишком непосредствен, чтобы допустить фальшь. Никогда мы не видим у него признаков гордыни. В нем есть тот удивительный здравый смысл, который позволяет ему видеть свою слабость и благоговеть перед Высшим. Петру кажется нестерпимым, чтобы Посланник Небес сидел здесь, среди мокрых досок, свежепахнущей рыбы, бок о бок с ним – заурядным, недостойным существом. Потому-то он и просит Учителя выйти из его лодки на берег. Им руководит трепет, рожденный прикосновением к чуду. Много времени спустя подобные же чувства заставят Петра в ночь Тайной Вечери воскликнуть: «Ты ли мне моешь ноги? Не омоешь ног моих вовек!»

      Но как тогда понять желание Петра идти по воде – в другую тревожную ночь, в ночь, когда Христос скрылся от взбудораженной толпы? Поступок апостола, казалось бы, плохо вяжется с образом смиренного человека. Однако на самом деле здесь в очередной раз сказался характер Симона, его импульсивность, неумение сдерживать первые движения души. По той же причине, пробудившись на горе Преображения, ослепленный неземным светом, он не найдет ничего лучшего, как предложить остаться там, соорудив кущи[5]. Накануне Страстей Петр скажет Христу: «Я с Тобой готов и в тюрьму и на смерть идти». И опять-таки в нем будет говорить не столько гордость, сколько порыв.

      Смирение Петра и в том, что он становится поистине камнем, простым строительным камнем, покорно ложащимся туда, куда кладет его Божественный Зодчий. Он отдает Господу все: себя, семью, дом.

      Его лодка превращается в «амвон», откуда звучит слово Иисусово. С появлением Учителя в Капернауме привычной размеренной жизни рыбака навсегда приходит конец. Хижина рядом с синагогой становится жилищем Иисуса. Сюда идет каждый, кто хочет слушать слово Его или получить исцеление. Петру и его друзьям редко удается беседовать с Наставником наедине. Как пишет евангелист Марк – вероятно, со слов Петра – «они не могли и хлеба поесть». Порой из-за толпьт во двор невозможно протиснуться. Люди не расходятся до ночи, а то и до утра. Стоят у ворот. Больные протягивают руки, слышатся

5

Такие кущи (шалаши или палатки) ставили в праздник Суккот (Кущей) в воспоминание о временах странствия по пустыне, когда Господь пребывал «среди стана» народа Божия.