Двенадцать. Джастин Кронин

Что скажешь?

      Долбаный пудинг! Больше всего меня здесь достало. Пудинг на завтрак, пудинг в ланч, пудинг на ужин. Сопли хреновы.

      Гилдер зачерпнул ложку пудинга и сунул отцу меж зубов. Рефлексы еще остались, старик облизнул губы и проглотил.

      Погляди на меня. Думаешь, мне здорово? Слюни пускать на себя, сидя в собственном дерьме?

      – Не знаю, слышал ли ты последние новости, – сказал Гилдер, засовывая отцу в рот вторую ложку пудинга. – Думаю, тебе бы стоило об этом знать.

      Ну? Что еще? Говори и оставь меня в покое.

      А что сказать, задумался Гилдер. Я умираю? Все умирают, просто еще не все об этом знают? И зачем нужна такая информация?

      И тут он замер. Что станет с его отцом, когда больше никого не будет? Когда сбегут все – врачи, медсестры, санитары? Учитывая все то, что случилось за последнюю пару недель, Гилдер был слишком занят, чтобы задуматься о таком. Город пустеет, и скоро, через считанные недели или даже дни, все побегут отсюда со всех ног. Гилдер помнил, что случилось в Новом Орлеане после ураганов, сначала «Катрины», а потом «Ванессы», о том, как больные старики валялись в собственном дерьме, медленно умирая от голода и обезвоживания.

      Сынок, ты меня слушаешь? Не сиди тут с этим тупым лицом. Что такого важного стряслось, что ты пришел?

      Гилдер тряхнул головой.

      – Ничего, папа. Ничего особенного.

      Он выскреб ложкой остатки пудинга, скормил отцу и вытер ему губы тряпкой.

      – Отдохни немного, хорошо? – сказал он. – Приеду к тебе через пару дней.

      Твоя мать была шлюхой, ты знаешь. Шлюхой шлюхой шлюхой…

      Гилдер вышел из палаты. Остановился в пустом коридоре, чтобы перевести дыхание. Это его собственный голос в голове, понятное дело. Но все равно иногда в нем ощущалось нечто большее, будто сознание отца, отделившееся от его тела, существовало у него в голове.

      Он вернулся на пост дежурной. Медсестра, молоденькая латиноамериканка, чиркала карандашом в кроссворде.

      – Моему отцу надо подгузник поменять.

      Она даже взгляда не подняла.

      – Им всем надо подгузники поменять.

      Гилдер не стронулся с места, и ее глаза мельком посмотрели на него. Очень темные, с густой подводкой.

      – Скажу кому-нибудь.

      – Будьте добры.

      У входной двери он остановился. Медсестра уже погрузилась обратно в кроссворд.

      – Так скажите кому-нибудь. Черт побери!

      – Я сказала, что прослежу.

      Гилдер почувствовал, как его наполняет гнев. Ему хотелось воткнуть этот клятый карандаш ей в глотку.

      – Возьмите чертову трубку, если сами не собираетесь этого делать.

      С тяжким вздохом медсестра взяла трубку и набрала номер.

      – Это Мона, из приемной. Гилдеру в 126-й поменять надо. Да, его сын здесь. О’кей, я ему скажу.

      Она повесила трубку.

      – Довольны?

      Вопрос был настолько абсурден, что он даже не знал, с чего начать.

      Гилдеру