Норд, норд и немного вест (сборник). Эдуард Овечкин

строго тут у вас, да? – спросил Слава у Егорки.

      Егорка пожал плечами – строгой мама не была, а к порядку он давно уже привык и не находил в этом ничего особенного. Мама никогда не говорила ему, что ей тяжело с ним одной, но вот подруги её любили по-вставлять эти посылы в свои воспитательные беседы с ним. Пока мама не слышала.

      – Петрович, – крикнула Маша, когда все уселись за стол, – иди покормлю! Что ты там бурчишь, я не слышу?

      Скрипнула дверь.

      – Говорю, корсара своего корми, я сыт!

      – Петрович! Иди, говорю, по-хорошему! Только штаны надень!

      – Марья! А может, мне ещё и руки помыть скажешь, а? Нос, может, мне посморкаешь, а то я же, что, знаю разве порядки какие…

      Егорка хихикал, Маша закатывала глаза, а Слава думал: взять ему три котлеты или ограничиться двумя и доесть с хлебом, чтоб не показаться обжорой. Есть-то хотелось. Хорошо ещё, что без Петровича не начинали и было время подумать.

      Петрович мало того, что помыл руки, так ещё пригладил волосы во что-то типа причёски и облился одеколоном. Тельняшка была торжественно заправлена в тренировочные брюки (все в заплатках, как звёздное небо).

      «Куда он сядет?» – подумал Слава.

      – Да у вас тут и сесть негде, – оглядел крохотную кухоньку Петрович, – на вот, положи мне, я у себя поем. Зря только штаны надевал. Куда ты мне столько пюре валишь? Я столько за неделю не съем, мы же алкоголики, знаешь, едим как воробушки. О, каклеты! Широко живёте в наше непростое время!

      – Так это Слава фарша вон сколько накупил!

      – Ясно. Клинья фаршем решил подбивать!

      – Иди, Петрович. Принесёшь тарелку потом – помою.

      – Без тебя я тарелку не помою, можно подумать! Может, и штаны ещё мне заштопаешь вон, а то в люди выйти совестно?

      – А то тебе их добрая фея до того штопала, а не я!

      – Сварливая ты баба, Машка, как есть мегера. Смотри, флибустьер, согнёт тебя в бараний рог!

      – Петрович!

      – Я уж семьдесят лет скоро, как Петрович. Ладно пошёл, а то остынет. Приятного вам аппетита, товарищи господа!

      – Такой языкастый он, да? – спросил Слава, когда за Петровичем хлопнула дверь.

      – Не то слово! Это я ещё отучила его выражаться при Егорке! Он хороший, правда, жена у него умерла года три назад, вот он, с того времени совсем и сдал. А так он, знаешь, воевал тут где-то, у него наград всяких – пиджака под ними не видно. Потом метро строил. Обе комнаты остальные – их с женой, та, что посередине, так и стоит закрытая. Пусти, говорю ему, жильцов, деньги хоть будут, что там твоя пенсия? Не хочет. Егорка – локти! А так он и с Егоркой сидит, когда надо, и телевизор мы у него смотрим, и помогает, что тут починить или порядок навести. Пьет только много, но домой никого не водит. Жалко его, а не слушается – кол на голове теши. Егорка, не жди – котлета сама себя не съест. Слава – ещё подложить?

      – Ой нет, Маша, так вкусно, что съел бы и ещё, но боюсь лопнуть! Спасибо. Ты сама-то и не ела почти ничего!

      – Да я устала что-то, да и напробовалась, пока готовила. Я чаем потом с пряниками. Посуду в ванную, будьте