Твоя половина мира. Евгений Прошкин

кто куда. Потом тоже детей наделали. А от тех уже наши родители появились. Такое у нас древо…

      – Так мы с тобой… брат и сестра…

      – Четвероюродные. Но обниматься не будем, правда?

      – И всё наше поколение…

      – Форварды, – кивнул Альберт.

      – Сколько нас?

      – Точно неизвестно. Двадцать с чем-то.

      Элен затушила окурок.

      – Бабушка… то есть прапрабабушка… Она была русская?

      – Поэтому нас сюда и тянет. Я тоже не здесь родился. Местными были только Полушин и некто Серж Максимов. Но сейчас в Москве гораздо больше.

      – Это ты нас собрал?

      – Я?! Очень надо…

      Он не способен. Кроме того, что Альберт фигляр и, видимо, трус, он просто не способен.

      – Сами собрались, – сказал, поразмыслив, Альберт. – В силу исторической необходимости, наверно…

      Он заехал на стоянку и подрулил к ее «лексусу».

      Разговор окончен.

      Элен так и не поняла, чего он от нее добивался, но задерживаться не стала. Едва она вылезла из «хаммера», как у нее в кармане пискнул терминал.

      – Мисс Лаур, почему вы не отвечали?

      – Я? Не отвечала?..

      – Мы два раза пытались с вами связаться.

      Вероятно, у «хаммера» экранированный салон.

      Альберт в машине широко улыбнулся.

      – Впредь, мисс Лаур, вы не должны…

      – Хорошо, не буду. Что у вас?

      – У нас… поручение.

      Элен посмотрела на Альберта. Тот подмигнул, снова показал ей «пистолетик» и, включив заднюю передачу, укатил.

      – Ну? – бросила Элен.

      – Адрес мы уже переслали. Ничего сверхъестественного от вас не требуется. То же, что и с Полушиным.

      – И вы опять не назовете его фамилию?

      – Назовем, конечно.

      – Но уже после… – мрачно произнесла Элен.

      – Ваши намеки, мисс Лаур, непозволительны. Хорошо, Ульрих Козас.

      Элен сложила терминал и, сунув его в карман, наткнулась на новенький «ангус». У нее появились дурные предчувствия.

      Минус 32 часа

      Ульрих Козас жил в Москве давно. Приехал в этот город и без всякой видимой причины остался, говорил – «просто так». Причина, конечно, была, и Тиль о ней знал, да и сам Козас знал не хуже. Но признавать не хотел. Он вообще не любил заниматься какими-либо копаниями – старался меньше анализировать, меньше думать, меньше волноваться. Ульрих берег свои нервы.

      Носилки загрузили в кузов, и следователь махнул рукой, разрешая ехать.

      – Вот так, – печально произнес он. – Вы снова опоздали, герр Мэйн…

      Повторно представляться он не счел нужным, и Тиль не сразу вспомнил, что зовут его «Ефимов Н. В.». Если так можно называть живого человека.

      – Сегодня вы расстроены гораздо меньше, герр Мэйн, не правда ли, – сказал Ефимов, закладывая руки за спину и как бы приглашая отойти от подъезда.

      – Мы с Козасом не были друзьями, – Тиль поймал на себе внимательный взгляд и неохотно пояснил: – Мы с ним враги.