Москва и москвичи в 21 веке. Максим Кобзев

я гулял по Москве, наслаждаясь чувством свободы, как мальчишка, сбежавший с уроков. Я побывал на Ваганьковском, в Нехорошей квартире, прошелся по Бульварному… И каждый день только и делал, что ждал вечерних встреч на Большой Грузинской.

      Вечера я проводил в компании Алисы и Макса – они были неразлучны. Наши встречи втроем, которые случались на ее кухне в дыму и дурмане, напоминали мне фильм «Мечтатели» Бернардо Бертолуччи. Только без оргий. Для этого мы все были слишком хорошо воспитаны.

      Весь свой жар мы тратили на дискуссии. Макс был неплохо эрудирован и частенько побеждал Алису в интеллектуальных баттлах. Она, безуспешно пытаясь подобрать аргументы в том или ином случае, забавно горячилась и начинала что-то быстро говорить, возбужденно жестикулируя и упрекая его в передергивании фактов. Мы с Максом насмешливо переглядывались и лишь хохотали в ответ – женщина!

      Я не мог блеснуть глубокой эрудицией в сферах, далеких от меня. Поэтому частенько молчал и просто любовался Алисой, ее движениями и фигурой. От моих томных мыслей меня нередко отвлекали вопросы или громкие возгласы. Я удачно вставлял свои пять копеек, отчего Макс или Алиса уважительно взирали на меня или требовали пояснить свою точку зрения. Но чаще всего я оставался в роли зрителя на этом спектакле абсурда.

      – Ваши разговоры похожи на беседы шляпника и Алисы из Страны чудес, – сказал как-то я после очередного философского диспута.

      Обычно беседы длились часов до трех-четырех ночи. Мы успевали выпить, выкурить и съесть все, что было в доме. Я уставал первым и шел спать в зал, похожий на квартиру-музей писателя или профессора. Здесь стоял тяжелый письменный стол, на котором возвышалась медная лампа с зеленым плафоном.

      Такие часто показывают в старом советском кино. Одну из стен занимал солидный шифоньер на кривых ножках, забитый доверху книгами, журналами и пластинками. У противоположной стены стоял старинный диван. На потолке была лепнина, а на полу лежал потемневший от времени паркет.

      Когда в первую ночь я выключил свет, в окне засиял силуэт римско-католического собора Непорочного зачатия Пресвятой Девы Марии. От его величественного вида, от зеленой лампы на столе, от запаха старых дверей и атмосферы этого места я впервые в жизни ощутил приступ восторга. Было грустно только оттого, что Алиса находилась так близко и так далеко – спала в шаге от меня, за стеной, но в объятиях Макса.

      На следующий день я узнал, что догадка о профессорской квартире была правдой. Как рассказала Алиса, ее дед был авиаконструктором в сталинские времена. Да еще и одним из покорителей Севера.

      Выходные на Большой Грузинской прошли быстрее, чем хотелось. Я успел влюбиться не только в Алису, но и в ее дом. Успел привыкнуть к расслабленной московской речи, неспешным прогулкам по теплым темным бульварам и спорам ни о чем. Во всем этом было что-то по-булгаковски мистическое и по-бунински трогательное.

      Какая сила помогла мне вернуться из московской сказки