Шесть тонн ванильного мороженого. Валерий Бочков

привязаны две лодки, еще одна лежала вверх дном на берегу. Валет кинул сумку, сел на лодку, закурил. Яна перевела дыхание, подошла ближе.

      – Валет. – Это уже был не вопрос, она хмуро смотрела ему в лицо.

      Он выпустил дым, сплюнул и усмехнулся.

      – Догадливая.

      – Где Чиж? – Яна сжала кулаки.

      – Угомонись. Мне потолковать с тобой надо, прежде чем вы в Ригу сорветесь.

      – Откуда ты…

      Валет засмеялся:

      – Вот бабы! Шурка твоя все растрепала. Вы ж что кошки – вам брюшко почеши…

      Яна потянулась за сумкой, Валет перехватил ее руку.

      – Да погоди ты…

      Она выпрямилась, брезгливо высвободила руку:

      – Давай говори, что хотел.

      Валет щелчком отправил оранжевый огонек окурка в темноту.

      – Ян, ты же умная баба. На хера тебе этот мозгляк дался? Тем более в Риге. Он же сопляк, не мужик, да никогда мужиком и не станет. Я его с пеленок знаю, он всю жизнь чудиком малахольным был…

      Яна усмехнулась:

      – Понятно. Ты, значит, себя предлагаешь взамен? Так, что ли?

      Валет, ухмыляясь, откинулся на локти.

      – А что? Я суну – ты и разницы не почуешь, а уж по части техники он мне и не конкурент вовсе. Да тебе Шурка небось хвастала?

      Яна молчала, потом тихо произнесла:

      – Ну и мразь же ты… Что ты, что папаша твой!

      Валет пружиной вскочил с лодки, Яна отпрянула, но он цепко ухватил ее за ворот куртки.

      – Ну да! – сипло зашептал он ей в лицо. – А ты такая же шалава, как мать твоя, потаскуха рыжая.

      Он с силой рванул пояс юбки, материя затрещала, Яна вскрикнула, сделала шаг назад и, размахнувшись, ударила его кулаком в лицо. Валет удивленно охнул, из носа и губы брызнула кровь:

      – Ах ты… Тварь фашистская!

      Яна вырвалась, побежала. Валет прыгнул ей на спину, повалил на землю и подмял под себя. Она хотела крикнуть, он зажал ей рот, другой рукой сдавил горло. Он налегал всем телом, его кровь капала ей на лицо, Яна хрипела, брыкалась. Потом в горле у нее что-то хрустнуло, она вытянулась и затихла.

      – Вот тварь… лицо разбила… тварь.

      Валет, пятясь на карачках, отполз к стволу. Тут его вырвало. Он хотел закурить, но руки ходили ходуном, спички ломались, он со злостью выплюнул сигарету и зашвырнул коробок в воду.

      – Сама виновата… тварь, – забормотал он, горбясь и потирая руки, будто от холода, а глаза, не моргая, смотрели на труп.

10

      – Там лодки были, я у лихачевской цепь выдрал якорную, у него гиря чугунная вместо якоря была, пудовая. – Валет говорил, глядя куда-то мимо меня. – Я ее этой цепью обмотал, короче, подгреб к омуту, там, за ивами, где сомов брали, помнишь? А сумку сжег после. Даже не раскрывал. Сжег, и все.

      Я смотрел на дрожащую черную дыру в стволе «браунинга», на медали, разложенные по столу, на пузатую бутылку болгарского коньяка… И видел, как Валет волок мертвую Яну к лодке, обматывал цепью, осторожно, чтоб не шуметь, опускал в воду. Как она погружалась в коричневую воду, как гиря тянула ее на дно, а волосы неспешно струились,