Не потеряй меня. Алина Углицкая

драгоценная нун, за которую Аришман отвалил «целый серебряк». Причем, данная сумма была озвучена им таким тоном, будто речь шла, по меньшей мере, о миллионе свободно конвертируемой валюты.

      Если нун такая ценность, не стоит показывать, что с ней что-то не так.

      Оставались только шимун. Поразмыслив, девушка решила, что сможет у них осторожно выведать все, что ей нужно.

      После очередного короткого привала фургон снова тронулся в путь, а женщины начали тихо петь, раскачиваясь в такт мелодии. Они сидели на коленях, прямо на необструганных досках пола. Варя молча наблюдала за ними, устроившись в темном углу. Ей, как особе привилегированной, даже пожаловали кусок тряпки, чтобы подстелить.

      Глаза у женщин были закрыты, голоса выводили затейливую мелодию, то поднимаясь до крещендо, то затихая. Варя не могла понять, о чем эта песня, но от печального напева у нее защемило сердце, а на глазах появились слезы.

      – Эсти, о чем вы пели? – тихо спросила она, когда они замолчали.

      Та глянула на нее с явным недоумением:

      – Нун, это же молитва Орриет – верховной богине.

      Варя сообразила, что ляпнула глупость. Нужно было срочно выкручиваться.

      – А-а, – протянула она с понимающим видом, – припоминаю…

      – Нун? С тобой все в порядке? – теперь уже и Халида встревоженно смотрела в ее сторону.

      – Да жара эта, – девушка неопределенно взмахнула рукой. Как теперь отвлечь от себя внимание? – Из-за неё плохо соображаю.

      – Жара ужасна, – Эсти уныло вздохнула, – но скоро прибудем в Филлонию. Мы молили Орриет, чтобы там наши мытарства закончились.

      – Да, было бы хорошо…

      Варя откинулась назад, совсем позабыв, что под ней твердые доски и, как следствие, тут же впечаталась в них затылком. От боли из глаз брызнули слезы, но от собственной глупости захотелось стукнуться еще раз. Только лбом.

      Шимун в мгновение ока подхватили ее, осмотрели место удара:

      – О, боги, нун! Не смей себе вредить! Ты знаешь, за это могут наказать!

      Варя застыла, пытаясь вникнуть в эти слова. Даже слезы перестали бежать по щекам.

      Нун не имеет права вредить себе? А как же тот факт, что их нынешний рабовладелец (будем называть вещи своими именами) пнул ее? И разве тряска в этом фургоне на такой жаре ей не вредит?

      Прищурившись, Варя оторвала от себя руки одной из шимун и заглянула ей в глаза:

      – Эсти, что будет с нами? Зачем нас везут в Филлонию?

      – Как "зачем"? Известно! – ответила та с лёгкой обидой. – Ты же нун, вон, и тейтры уже проявились. Проверят уровень сумры, а потом продадут.

      – Продадут? – Варя на мгновение задохнулась. Ей показалось, будто сердце рухнуло вниз. – Разве меня ещё не продали?

      – Нун, что с тобой? Ты ничего не помнишь?

      – Что именно?

      – Община продала тебя Аришману. Неделю назад, когда на твоем лице начали проявляться первые тейтры и цвет глаз поменялся, старейшина приказал