Слой Ноль. Евгений Прошкин

апельсины? – не понял Мухин.

      – Не любит он их. Он от них чешется.

      – А ты вроде нормально… – сказал Пётр. – Притих, да и всё. Я решил, что ты слушаешь.

      Виктор задумался. Параллельную жизнь в теле ботаника он помнил весьма обрывочно или, точнее, – схематично, но последние несколько минут восстановил достаточно легко. Эти воспоминания – как полз к тумбочке и как сидел в незнакомой машине – были для него равны, разделить их на «свое» и «чужое» вряд ли удалось бы.

      Сейчас ему уже казалось, что он это делал одновременно – и кусал ампулу зубами Мухина-оператора, и трясся от страха Витюши-ботаника.

      А страх Витюша испытывал – будь здоров! Потому и помалкивал, что даже спросить не решался – где он, с кем он и куда это его везут. Что же еще должен чувствовать простой человек, непонятным образом очутившийся в «Лэндкрузере» в компании с такими типами, как Ренат и Пётр? Это в кино они, простые, враз делаются непростыми: находят под сиденьем чью-то брошенную заточку, элементарно втыкают ее в главаря, ну а мелкота бандитская, стало быть, разбегается самостоятельно. Ботаник же ничего под сиденьем не искал, а только с дрожью ждал минуты, когда ему объявят, сколько и в какой срок он должен уплатить. За что – это уж вопрос пятый. Это у владельцев «Лэндкрузера» не заржавеет.

      Вместе с Витюшиным страхом Мухин на удивление легко вспомнил и каждую реплику двух неприятных пассажиров неопознанного джипа. Лысый – тот, что находился рядом с ним, – очень дотошно выяснял подробности происшествия с некой Людмилой, а курчавый хмырь на переднем сидении клялся всеми матерными словами и постоянно апеллировал к какому-то джентльменскому соглашению.

      – Ну скажи ты!.. – обратился к нему Ренат. – Никто ее не истязал, не мучил. Никто не подержался даже! Благороднейше завели во дворик и кокнули. Какие тут претензии?! Всё по этим… по морально-этическим понятиям.

      – Так было? – свирепо спросил Пётр.

      – Так, так, – подтвердил Виктор. – Одежда не тронута, лицо в порядке. У Людмилы шрам был, но ему уже год как минимум.

      – Ты пацан реальный! – обрадовался Ренат. – Твое слово недорого стоит, но где правда – там правда.

      – Только я не пойму, что это у вас за понятия такие, – сказал Мухин. – Женщину убили… по соглашению. По какому соглашению-то?

      – По джентльменскому, – отозвался Пётр. – Иногда приходится… Что поделать? Дико, да? Но лучше так, чем позволить Ренатику подкатить к тебе с набором напильников… Ты же ему тогда всё расскажешь.

      – Расска-ажешь! – заверил кадыкастый.

      – Ну. А потом ты его начнешь ловить – тоже с напильниками или уж как фантазия сработает… И будем друг за другом гоняться. Зачем это нужно?

      – Странная у вас какая-то мораль получается…

      – Нет у нас никакой морали, – искренне произнес Пётр. – Нет, и быть не может. Откуда ей взяться? Вся мораль держится на страхе смерти и на априорной ценности жизни. Выходит – на суевериях. Ты ведь пушки моей не боишься уже, так? И Людмилу на твоих