Аргентина. Лонжа. Андрей Валентинов

кольцо на пальце – и неоднократно замечен в компании богато разодетых дам много его старше.

      …Церемониальный поклон! Видать, есть за что благодарить.

      Выводами Мод делиться ни с кем не стала, но зарубку сделала. Общаться не прекратила, но ничего серьезнее совместного похода в кино (за ее счет) даже не планировала. И вот, получите и распишитесь!

      – Мне наш главный все рассказал, – обнадежил между тем Арман, допив дареный коньяк. – Мы будем ездить по Франции на авто, а я буду вести путевой дневник. Надеюсь, автомобиль у нас приличный? Я не представляю, как можно путешествовать, извиняюсь, в «Рено».

      Жорж Бонис шумно вздохнул.

      – О, вижу вы меня понимаете, – обрадовался обаятельный. – Вкус! Вкус, друзья! Во всем нужен вкус, без него жизнь – словно лангусты без тимьяна!..

      Усатый согласно кивнул.

      – Лангусты – это вы в самую точку, Арман. Кстати, вы когда-нибудь колесо меняли?

      Черноволосый недоуменно моргнул, раз, другой, третий.

      – Менял?! А, простите, на что?

      * * *

      На своего нынешнего шефа Мод работала с первых чисел апреля. Помогли знакомые: по Парижу прошел слух о новой большой выставке, причем не совсем обычной. Эксперт Шапталь очень постаралась попасть на собеседование к куратору, человеку денежному, щедрому, но очень придирчивому. Мод и не пыталась его обаять, не дано, однако у девушки имелись серьезные рекомендации и некоторая известность в узких «галерейных» кругах. Хватало специалистов куда более опытных, но не все были столь принципиальны и дотошны. На этом с начальством и сошлись, хотя сама будущая выставка с самого начала показалась ей не просто «не совсем» обычной, а скорее «совсем не». Даже для видавшего виды Парижа.

      – Мне кажется, ребята, что политикой вы не слишком интересуетесь, – Мод, отставив недопитый кофе, достала сигареты. – Да и я сама, признаться, не очень.

      – Две недели в каталажке, – невозмутимо отозвался Бонис. – Будем считать, что этой даме я кое-что должен.

      – Но… Франция – свободная стгана, – красавчик Арман даже потерял букву «р». – Здесь за политику не сажают!

      Усач наклонился вперед, улыбнулся невесело:

      – Посадили-то за бродяжничество – после того, как песню спел. Кто-то ушастый рядом крутился. А еще про политику знаю то, что у нас в Авалане два года назад людей ни за что ни про что живьем сожгли. Говорят, реакционеры были, «Огненные кресты». Политика – значит, государство. А где государство – там насилие. Так что – без меня.

      Мод щелкнула зажигалкой. Звук оказался неожиданно громким. Жорж Бонис поморщился.

      – Только не говорите, мадемуазель Шапталь, что без политики – никак.

      – Скажу, – невозмутимо кивнула она. – Без политики никак, мсье Бонис. Но я постараюсь попроще. У немцев, наших соседей, сажают не на две недели. Начали с коммунистов и евреев, теперь и до художников добрались. Тех, кто не арийского духа, решили не просто извести, но еще и ошельмовать. Покойный Геббельс задумал провести специальную