Кавалер Красной Звезды. Тотальный политический стеб. Дмитрий Леонтьев

Сколько раз наша страна спала, а потом когда ее тормошили, разлепляла заспанные глаза и в ужасе вопрошала: «Где я? Что случилось? Кто все эти люди?» Много. Много раз было. И сколько раз ещё будет. Впрочем, вернёмся на Лубянку. Там, в камере, американец уже поговорил с женой по телефону и ждёт возможности сообщить Тёркину важные сведения.

      Держи салют!

      «Товарищ майор, – разбудил Тёркина секретарь, – американец готов дать показания».

      Майор спустился в подвал. Стюарт без предисловий заговорил: «Мой прадед приехал в США из России в 1903 году. У нас сохранилось много фамильных ценностей – писем, книг, альбомов. Мне хотелось сберечь эту ниточку, связывающую меня с предками. Научиться читать и писать по-русски я мог только в одном аризонском колледже. Сначала всё было хорошо. Я сдал экзамены, поступил. Но затем начались проблемы с однокашниками. Я по-другому воспитан. Я не понимал их взгляды на жизнь. Понимаете, я родился на Юге, и у нас не принято обсуждать феминизм, гей-браки, наркотики. Мы слушаем кантри, пьём пиво и понимаем, что отец главный в семье. К сожалению, совсем игнорировать однокурсников было невозможно. Они хвастались мне своими родителям – высокопоставленными сотрудниками Агентства Национальной Безопасности США и Центрального Разведывательного Управления. Их ждала аналогичная карьера. Российское направление считалось перспективным. Они постоянно звали меня на свои пидорастичные вечеринки, но единственное, что я хотел, так это заехать кому-нибудь из них по морде. Однажды почти вмазал. Но мимо шёл директор. Вызвал к себе, провёл беседу. Сказал: не налажу с однокурсниками контакт – отчислит. Пришлось пойти на день рождения Билла Маккейна, одного из этих изнеженных генеральских сынков. Подумал, посижу ближе к выходу и при первой возможности слиняю. Купил подарок, надел костюм. Прихожу к этому уроду, а там уже веселье в разгаре. Прыгают под Томаса Андерса и Дитера Болена. Скачут в одних стрингах. Лица помадой разукрашены. Сраный парад геев. Чувствую, сейчас у меня жилка на шее порвется. Подошел к имениннику, вручил подарок. Чуть не сблевал. Накопилось во мне. Понял, нужна разрядка. Вышел на улицу, дошёл до супермаркета, купил петард. Набил в каждую собачьего говна, благо его возле колледжа хватало. Вернулся, отдал Биллу, добавил, типа: „Ещё раз с праздником. Держи салют“. И свалил домой. Как стемнело, они на лужайку выбежали с моими петардами, и когда после выстрелов проклятия понеслись, у меня от души отлегло. Тяжесть из груди ушла. Думал, отчислят. Нет. На следующий день все улыбаются. Отмылись, не пахнет. Я тогда понял, что ответ будет, но не сейчас. По лицам их прочитал. За фальшивыми смайликами заметил…».

      Джон Стюарт еще долго рассказывал, но майор Тёркин уже не слушал. Он всё понял. Проблемой было облечь неожиданно открывшуюся бездну обстоятельств в правильные слова. Тёркину предстояла бессонная ночь. Хватит ли её для составления