Стеклянное лицо. Фрэнсис Хардинг

и длились несколько дней.

      – Этой посетительнице – нет. Я хочу, чтобы ты сидела на верхнем этаже, пока она не уйдет.

      Его ответ подкосил Неверфелл. В унылом и однообразном распорядке ее жизни посетитель был не просто праздником – он был благословенным лучом света, жизни, воздуха, цвета и новостей. За несколько дней до визита она испытывала почти болезненное возбуждение и ее мозг гудел от предвкушения. После визита ей становилось легче дышать, а разум получал новые воспоминания и мысли, которые можно было по-всякому вертеть, как ребенок крутит подарки.

      Сущая мука – в последний момент узнать, что ей отказали в общении с гостем, и уж просто невыносима мысль, что ее лишили возможности его увидеть.

      – Я… я подмела все полы…

      Слова прозвучали жалобным мяуканьем. Последние два дня Неверфелл с особым старанием выполняла свои обязанности и находила себе дополнительную работу, лишь бы мастер Грандибль не имел повода запереть ее во время прихода посетительницы.

      У нее перехватило горло, и она сморгнула, сдерживая слезы. Мастер Грандибль уставился на нее, но в его лице ничего не изменилось. Ничто не мелькнуло в глазах. Может быть, он собирается ударить ее. Или просто думает о чеддере.

      – Иди надень маску, – проворчал он и пошаркал прочь по коридору. – И не болтай, когда она придет.

      Неверфелл не стала тратить время на удивление внезапной перемене, а поскакала за своей черной маской, валявшейся под гамаком в горе инструментов, потрепанных каталогов и разобранных часов. За годы носки бархат погрубел и истерся.

      Однажды, много лет назад, она осмелилась спросить, зачем ей надевать маску, когда к ним кто-нибудь приходит. Ответ Грандибля был откровенным и жестоким: затем же, зачем ране нужна корка.

      В тот миг она поняла, что безобразна. И больше никогда не задавала этот вопрос. С тех пор она жила в страхе, что увидит свое мутное отражение в медных горшках, и отшатывалась от бледных дрожащих образов, приветствовавших ее в кадках с сывороткой. Она ужасна. Наверняка это так. Она слишком уродлива, чтобы ей позволили выйти из туннелей Грандибля.

      Однако в глубине души Неверфелл притаился крошечный узелок упрямства. По правде говоря, ее никогда не привлекала мысль провести всю жизнь в окружении головок стилтона. Поэтому имя женщины, самонадеянно напросившейся к ним на чай, заронило в Неверфелл робкую надежду.

      Неверфелл сбросила кожаный передник и торопливо накинула жакет, на котором были почти все пуговицы. Она едва успела привести себя в подобающий вид, когда дверные колокольчики объявили о прибытии мадам Вес-перты Аппелин, знаменитой создательницы Лиц.

      Создатели Лиц существовали только в Каверне. Мир снаружи в них не нуждался. Только в лабиринте подземного города дети никогда не улыбались.

      В наземном мире младенцы смотрят в лица матерей и постепенно понимают, что две яркие звезды, которые они видят, – это глаза, похожие на их собственные, а широкий изгиб – рот, как у них. Даже