Крах и восход. Ли Бардуго

дальше.

      – Я промокла насквозь! – ворчала Зоя. – Почему мы не можем остановиться в этой влажной пещере, а не в следующей?

      Мал не сбросил темп, но указал большим пальцем на реку.

      – Вот из-за нее, – попытался он перекричать грохот воды. – Если за нами следили, им будет очень легко внезапно атаковать нас под такой шум реки.

      Зоя насупилась, но мы продолжили идти, пока наконец река не осталась далеко позади. Ночь мы провели в полости во влажном известняке, где не раздавалось ни звука, кроме стука наших зубов, пока мы дрожали в мокрой одежде.

* * *

      Так продолжалось еще два дня. Мы шли по туннелям, то и дело возвращаясь назад, когда дорога оказывалась непроходимой. Я потеряла всякое чувство ориентации, но когда Мал объявил, что мы сворачиваем на запад, заметила, что проходы начали подниматься вверх, выводя нас на поверхность.

      Мал задал невыносимо быстрый темп. Чтобы поддерживать связь, ему с близнецами приходилось пересвистываться друг с другом с разных концов колонны, дабы убедиться, что никто не отстал. Иногда он выходил из строя, чтобы проверить, все ли в порядке.

      – Я вижу, что ты придумал, – сказала я как-то раз, когда он вернулся в начало колонны.

      – И что же?

      – Ты бежишь назад, когда кто-то отстает, начинаешь беседу. Спрашиваешь Давида о свойствах фосфора или Надю о ее веснушках…

      – Я никогда не спрашивал Надю о ее веснушках.

      – Не о них, так о чем-то другом. Затем ты начинаешь постепенно ускорять темп, и им приходится идти быстрее.

      – Это работает лучше, чем если бы я тыкал в них палкой.

      – Но не так весело.

      – У меня просто уже рука устала.

      Затем он ушел вперед. Это был самый длинный наш разговор с тех пор, как мы покинули Белый собор.

      А вот у остальных проблем с разговорчивостью не было. Тамара пыталась научить Надю шуханским балладам. К сожалению, у нее ужасная память, зато у ее брата почти идеальная, так что он перехватил инициативу. Как оказалось, молчаливый Толя мог зачитать все циклы эпических сказаний на равкианском и шуханском – даже если никто не хотел их слышать.

      Хоть Мал и приказал строго придерживаться строя, Женя часто выбегала в начало колонны, чтобы пожаловаться мне.

      – Все его поэмы о бравом герое Креги, – ныла она. – Все без исключения! У него всегда есть конь, и нам приходится слушать о жеребце, трех разных видах мечей, о цвете шарфа на его запястье и обо всех несчастных монстрах, которых он убил, а в конце – о том, каким он был честным и добрым человеком. Для наемника Толя чересчур сентиментален.

      Я посмеялась и оглянулась назад, хоть не могла ничего разглядеть.

      – И как Давиду эти стихотворения?

      – Он ничего не видит и не слышит. Последний час он что-то бормотал о минеральных соединениях.

      – Может, в конце концов они с Толей убаюкают друг друга, – буркнула Зоя.

      Чья бы корова мычала. Хоть они все эфиреалы, единственное,