Стена. Владимир Мединский

затерянном среди смоленских лесов селе, с горькими думами о том, что жизнь протекает бесполезно… В Москву он возвратился только после кончины государя. Узнав о незаслуженной опале воеводы, призвал его на службу новый царь Федор Иоаннович.

      Был это тысяча пятьсот восемьдесят четвертый год от Рождества Христова, и Дмитрию на ту пору сравнялось уже сорок четыре года. Не старик, нет, но начинать все сначала… Однако он, не раздумывая, отправился в столицу с женою и новорожденным сыном. Да, Бог в тот год наконец даровал наследника – после того как бездетная чета наведалась на богомолье в псковские Печоры, к знаменитой иконе Успения Божией Матери. Крещен наследник был Григорием, в память друга-спасителя Малюты Скуратова – Григория Бельского. Вновь поднимался Колдырев из своей безвестности – раз зовут еще послужить Руси, то раздумывать тут нечего!

      Но привыкнуть к новым порядкам, заведенным царем Федором, Дмитрию оказалось непросто. Вот ведь едва не погубил его – а ведь погубил бы! – отец царя нынешнего, но не раз и не два вспоминал старые времена он добрым словом. Вроде и мягок и благочестив был новый государь, вроде и милостив с поданными, особо с военными… Да не было теперь в Москве и, как видно, во всей Руси Великой, той ясной прямой воли, того упрямого стремления, которым отличалось государство при Грозном.

      Так поначалу и служил-маялся Колдырев в Москве, пока власть как-то плавно не перетекла в руки государева шурина Бориса Федоровича, и вновь многое изменилось. Борис Годунов был решителен и умен, когда нужно, умел резко возразить, а когда приходилось, умел и смолчать – не царь ведь, царский шурин, что же поделаешь?

      По ходатайству Годунова Колдырев и получил назначение – вторым воеводой на Смоленске. И тотчас отбыл в те места, где столько лет они с любимой женою тщетно молились о снятии опалы и о даровании им ребенка… И снова – совпадение, снова на смоленской дороге его ждала страшная потеря. Супружница его простудилась – и сгорела за три дни. Похоронил он свою Милушу в ограде простой деревенской церкви, в Сущеве.

      В Смоленске Дмитрий Станиславович прослужил с перерывами десять лет, и в конце концов решился подать государю прошение об освобождении от службы. Смоленская крепость была построена, встала на Днепре во всей своей горделивой мощи. Понял старый Колдырев, что главное дело своей жизни свершил – и решил на этой высокой точке уйти на покой. Воеводе было уже за шестьдесят, так что отказать царь не смог.

      И круг замкнулся. Колдырев-старший, на сей раз один, вновь водворился в жениной вотчине под Смоленском.

      Окончательно оставив службу, Дмитрий Станиславович, чтоб не сидеть без дела, занялся починкой и переделкой старого дома. Тот был не велик – двухэтажный бревенчатый терем, с тесаной крышей, с небольшими оконцами, затянутыми по старинке бычьим пузырем. На модные нынче цветные стекольца из слюды, которые в Москве вставляли в окна вот уже давно, нужно было слишком много денег. Григорий в один из последних своих приездов предложил отцу пригласить московских стекольщиков – он уже мог сделать