Квантовый миксер как философский камень. Алина Азатовна Амиргалина

Так я же за стеклом постою!?

      Залысенский отрицательно покачал головой.

      Вова попытался подглядеть за Залысенским, но тот распахнул медицинский халат и закрыл обзор. Залысенский никогда не застегивал халат, пусть и знал правила техники безопасности, он так же редко пользовался перчатками.

      Вова не довольный побрел по коридору, но остановился, услышав бойкий стук каблуков на фоне размеренных скрипов резиновой подошвы.

      – Владимир Маркович!

      Залысенский напомнил мальчику о своем присутствии. Он всегда называет его по имени и отчеству, не смотря на то, что тому всего 12 лет. "С такими генами вы непременно станете культовой личностью в науке. Привыкайте к почету", – говорил Залысенский.

      По серому коридору в белых застегнутых халатах шли Розенштерн и Нина Степановна. За ними в черной спецовке два квадратных охранника сопровождали мужчину в смирительной рубашке. Мужчина смотрел сквозь пространство, и лишь один раз повернул голову вправо. Вова подглядывал через щель в двери, но не смотря на преграду почувствовал взгляд гостя на себе, с испуга он уронил карамельку. Лысая голова мужчины была не пропорционально большой для такого маленького лица, и тела. На ней блестели следы шрамов, и его размерам соответствовал только крюковатый длинный нос. Глубоко посаженные глаза незнакомца будто не моргали совсем, а сухие тонкие губы разучились шевелиться.

      – А он точно не опасен?

      Нина Степановна вернула на переносицу спадающие очки.

      – Он не способен никому причинить вреда. Так заложено в его подсознании, – ответил Розенштерн.

      – А зачем тогда это? – Нина Степановна скрестила руки.

      Розенштерн засмеялся.

      – Фирменно упаковали, чтобы мы не забывали откуда он.

      Нина оглядела чужака еще раз, и прижала к себе папку с бумагами.

      Залысенский встречал их у лаборатории. Он пожал руку двум квадратам, а чужаку едва заметно кивнул головой, на что тот в ответ лишь медленно моргнул. Два квадрата уложили гостя в откинутое кресло и покинули помещение.

      – Думаю его нужно освободить, – Залысенский указал на "цепкий корсет".

      Двое молодых лаборантов принялись снимать ремешки. Нина сделала шаг назад. Она сжала ручку и вздрогнула, когда Залысенский положил руку на ее плечо.

      – Он безопасен. Может, сделаете нам по чашечке чая?

      – Я защищала докторскую не для того, чтобы чаи вам разливать, – Нина жестикулировала руками, – Я ученый…

      – Мне черный со смородиной, а гостю зеленый с лаймом, – в своей обычной спокойной манере сказал Розенштерн.

      У Нины закончились аргументы, ручка в ее руке разломилась на двое. Бросив не добрый взгляд в сторону Залысенского, она вышла из лаборатории, бурча под нос: "Это потому что я женщина. Куда смотрит феминизм?" Дверь закрылась, каблуки Нины звучали все тише.

      – Марк, представляешь? Он все 20 лет провел в лаборатории и даже не видел солнечного света.

      – Да, за это время у тебя выпали волосы и поседела борода…

      – Блестящая лысина выглядит куда интереснее твоей плешивой седины. Не завидуй.

      – Убежали 2 жены…

      – А у тебя вообще никогда жены не было.

      – Ты успел посетить более 10 стран…

      – 14! А ты из России никуда не выходишь.

      – Предпочитаю отдыхать на Кавказе.

      Розенштерн провел пальцем по шраму на голове гостя:

      – Удивительно, удивительно. Тебе пришлось совершить долгий и такой монотонный путь.

      – 022, тебе у нас понравится, – добавил Залысенский, поглаживая свою седую бороду.

      21 год назад в поселке городского типа Согурийск в семье Пантелеева Семена, отличавшегося верой в мистику, ожидалось пополнение. Его покорная жена Авдотья переносила беременность без особых жалоб. Женщина лишенная должного образования, не обращала внимания на странные боли в животе. "Наверное, так и положено" – думала она и терпела. В прочем с теми же мыслями, так и не дожив нескольких секунд до встречи со своим первенцем, она и умерла. Возможно, смерть оказалась для нее освобождением от предстоящего ужаса. А возможно ее терпение и здесь помогло бы справиться с заботой о необычном малыше. Семен, на секундочку отличавшийся верой в мистику, от сына отказался. В прочем Семен не от сына отказался, а от того что в нем увидел. Первые, они же и последние слова обращенные новорожденному отличались сами догадайтесь чем: "Не могла Авдотья от меня такого уродить, с демоном попуталась". С таким настроем мужчина по смерти "блудной" жены горевать не стал, а ребенка оставил в роддоме. "Умерла любимая Авдотьюшка при родах, сыночек с нею не расстался" поделился скорбными новостями наичестнейший человек, и похороны с закрытым гробом организовал. А между тем родственники семьи Пантелеевых услышали о малыше с огромной головой. "Как мир не справедлив. У одних дети мертвые рождаются, а другие ведь от живого сына посмели отказаться. Стыд–то какой!" – искренне возмущались несостоявшиеся бабушки и дедушки, тети и дяди. Сплетни