Кодекс защитника. Эдуард Евгеньевич Семенов

прервал он возгласы хранителя, поправляя очки на носу с горбинкой. – Ты не мог бы мне объяснить?

      – Да-да, конечно, – ответил Султанов. Он, наконец, успокоился. – Только давайте отойдем от окна.

       Он сделал шаг вглубь комнаты:

      – Не то, что свет слишком уж яркий. Просто все равно не стоит забывать о безопасности. Мы ведь все еще в зоне конфликта как-никак. Не ровен час поймаем пулю в лоб.

       Они отошли от окна и снова уселись возле горелки.

      – Так что же тебя удивляет? – повторил Белковский уже без привычного "Ибрагим", тем самым давая понять, что держит нить разговора в руках и не позволит собеседнику вильнуть в сторону.

       Султанов опустил голову и продолжал машинально потирать рукой подкладку своей куртки.

      – Текст, – наконец выговорил он, – текст на небе точно такой же, что и на Золотом руне. И светится он точно так же, как и тогда в пещере, куда я спустился, оставив вас со сломанным позвоночником на том каменном уступе. Помните?

      – Как я могу забыть это, Ибрагим! – В словах учителя проскочили грустные нотки. – Слишком большую цену мы тогда заплатили, чтобы увидеть это.

       Он крутанул колеса инвалидной коляски и выехал из кухни. Отсутствовал недолго, а когда вернулся, держал в руках мензурку с жидкостью. Мензурка была закупорена пробкой. Апполинарий Владиленович открыл мензурку и по комнате тут же поплыл пьянящий запах спирта.

      – Вот, специально берег. На всякий случай, раны обрабатывать, но думаю, сейчас стоит выпить по чуть– чуть. Ребят помянуть. Давай, подставляй.

       Он плеснул несколько капель в кружку сначала Ибрагиму, потом себе.

      – Сколько нам тогда было? Тебе только пятнадцать, мне двадцать пять, а Сашке и Кольке по четырнадцать.

      – Да, – Султанов принялся согревать спирт в руках. – Мы были совсем зеленые и не подготовленные. Ну кто мог предположить, что пещера окажется такой глубокой.

      – Это была моя вина, – вздохнул Белковский, – я должен был все предусмотреть.

       Они выпили, не чокаясь. Потом Апполинарий Владиленович продолжил:

      – Знаешь, сколько раз я хотел после этого свести счеты с жизнью? Миллион раз, сто миллионов, но…

       Он помолчал и произнес:

      – Не мог я умереть, не расшифровав эту надпись. Иначе все было бы напрасно.

      – Да, но мы ведь так и не знаем, что написано в тексте?

       Учитель удивленно поднял глаза:

      – А ты разве не догадался? Что еще могло быть написано на Золотом руне, самом древнем на Земле манускрипте, сделанном из металла, способного пережить столетия? Конечно, только правила Суда Божьего.

       Апокалипсис – это не Страшный суд, а Суд Божий. Страшный он для тех, кто нарушает законы Бога.

       Защитники же – те, кто будет стоять на стороне Бога. За Бога, за Истину. И защищать нас, по-настоящему защищать… Они-то нам и прочитают правила согласно, так сказать, регламенту и исполнят все до последнего пункта. И в том, что это так будет, я не сомневаюсь! Теперь уже недолго ждать.

       Он