Орион. Око земли. Макс Фетт

пальцев он соединил их, получив небольшую металлическую флейту. Повисла секундная пауза.

      – Прекрасные дамы и гордые господа, – на весь вагон объявил обладатель аккордеона, – девочки и мальчики всех возрастов и рас. Не только здесь, но только сейчас вашим прекрасным ушам выпадает возможность послушать чудесные песни в исполнении скромных бродячих артистов.

      – Но, впрочем, хватит пустых слов, – сказав это, он потянулся ко дну инструмента, дернул за небольшой рычажок, и по краям медленно выдвинулись два металлических круга с пришитыми к ним мешочками.

      Отстучав сапогом с заштопанной заплаткой другого цвета по металлическому полу вагона, он заиграл ритмичную, но удивительно мягкую мелодию, задавая общий темп предстоящей композиции. Сделав шаг, он плавно присел, не прерывая игры, так же плавно развернулся на носке и вновь встал на ноги как ни в чем не бывало. Обладатель флейты хмыкнул, явно не пораженный пируэтом друга, и, облизнув губы, вступил с прекрасной мелодией, напоминавшей насвистывание птиц ранним утром, но с такой же мягкой основой, в тот самый миг, когда обладатель аккордеона стал играть немного тише.

      В своем танце они медленно спускались вниз вдоль всего вагона, будто не замечая друг друга, но подыгрывая или наоборот, затихая, когда этого требовала музыка. Из дюжины сидящих пассажиров всего трое решили раскошелиться и кинуть в мешочки по паре динариев. Но, по всей видимости, этот факт нисколько не расстроил музыкантов. Дойдя до самой двери и вместе с тем закончив играть, они поочередно повернулись к публике лицом и поклонились. Обладатель аккордеона согнулся, опустив корпус целиком и потом, посмеиваясь, с натяжкой выпрямился обратно, а владелец флейты обошелся учтивым поклоном и дружеским пинком. Будто двое ребятишек, которым строгий отец дал лишний час поиграть на улице, они открыли двери и, хихикая, побежали в следующий вагон.

      Внутри снова повис лишь звук от ударов колес паровоза о железную дорогу.

      До пограничного города оставалось еще больше половины пути. Маркус, слегка взбодрившись внезапным представлением, оглядел вагон, но ничего, кроме таких же, как у него, усталых от поездки лиц, не разглядел. Он глубоко вздохнул и снова стал наблюдать за картиной мира через окно поезда. В скором времени его веки, подобные двум мешкам с песком, аккуратно закрыли глаза, погрузив своего хозяина в сон.

      Пронзительный гудок машиниста разбудил спящего сержанта. Тот резко встрепенулся, будто по крику «подъем» ранним утром, и наметанным глазом осмотрел все вокруг. Все так же привычно покачиваясь в обитом деревом вагоне, над спинками сидений торчали головы усталых пассажиров. Их стало примерно вполовину меньше, а это значило, что либо они перешли в другой вагон, либо Маркус проспал в таком положении несколько остановок.

      Вздохнув, он вытер рукавом рубахи вытекшую подсохшую слюну с уголка рта и снова посмотрел в окно, будто наступая в один и тот же капкан