Монт-Ориоль. Ги де Мопассан

у него забрезжила пока еще смутная идея – в головах тяжелодумов-овернцев мысли ворочаются медленно.

      Он поздоровался с Кловисом, тот ему ответил. Они поговорили о погоде, о цветении виноградников, о том о сем, но, видя, что Великан далеко ушел вперед, отец широким шагом пустился догонять его.

      Источник никуда не пропал, но был теперь уже чистым, прозрачным, а дно в яме покрылось темно-красным налетом красивого пурпурового оттенка – несомненно, в осадках было много железистых солей.

      Ориоли поглядели друг на друга с улыбкой и принялись расчищать поле, подбирать камни и складывать их в кучу. Найдя последние останки растерзанной взрывом собаки, они, перекидываясь шутками, зарыли ее. И вдруг старик Ориоль выронил из рук заступ. В уголках его тонкогубого рта и хитрых глаз заиграли морщины, все лицо светилось выражением торжества, и он сказал сыну:

      – Пойдем-ка попытаем.

      Сын покорно последовал за ним. Они снова вышли на дорогу и повернули назад, к деревне. Старик Кловис все еще грел на солнышке ноги и костыли.

      Ориоль остановился напротив него и спросил:

      – Хочешь заработать сотенную?

      Бродяга из осторожности промолчал.

      Ориоль повторил:

      – Ну? Сотенную, говорю. Сто франков.

      Бродяга набрался духу и пробормотал:

      – Ишь ты! Чего спрашивать-то!

      – Ладно. Слушай, вот что надо сделать.

      И дядюшка Ориоль долго, пространно, обиняками, с лукавыми недомолвками и бесконечными повторениями втолковывал бродяге, что если он согласится сидеть ежедневно по часу, с десяти до одиннадцати утра, в воде их источника, в яме, которую он, Ориоль, и его сын Великан выроют около источника, а через месяц выздоровеет от всех своих недугов, то ему дадут за это сто франков звонкой монетой.

      Паралитик слушал с тупым видом, а потом сказал:

      – Никакие зелья меня не вылечили, так где уж вашей воде вылечить.

      Великан вдруг разозлился:

      – Брось ты, старый жулик! Нечего сказки рассказывать! Я-то знаю, какой ты больной. Расскажи-ка лучше, что ты делал в прошлый понедельник в Комберомбском лесу в одиннадцать часов ночи?

      – Неправда! – сердито сказал старик.

      Великан разгорячился:

      – Ах, неправда? Черррт ты этакий! А кто ж, как не ты, перепрыгнул через канаву с огорода Жана Манеза и побежал Жеребячьей лощиной?

      Бродяга энергично мотал головой:

      – Неправда это!

      – Неправда? А помнишь, я тебе крикнул: «Эй, Кловис, стражники!» – и ты разом махнул в сторону, на тропинку, что идет в Мулине.

      – Неправда!

      Долговязый Жак рассвирепел и стал кричать, почти угрожающе:

      – Ах, неправда? Ну погоди, трехногий бородач, я тебе покажу! Как увижу тебя ночью в лесу или на речке – раз, раз и поймаю! Не убежишь, у меня ноги-то подлинней твоих. Сцапаю тебя и привяжу к дереву. А утром мы придем всей деревней и отведем тебя куда следует!

      Ориоль остановил сына и сказал вкрадчиво:

      – Слушай, Кловис,