Монт-Ориоль. Ги де Мопассан

исчезнет. Господин Обри-Пастер, вы драгоценный человек!

      Только Андермат, маркиз и Поль Бретиньи поняли разъяснения, и только Гонтран не слушал их. Остальные слушали, развесив уши, уставясь в рот инженеру и остолбенев от изумления. Особенно поражены были две вдовы Пайль и, как особы глубоко благочестивые, задавались вопросом, нет ли кощунства в таких попытках объяснить явление, совершающееся по воле и таинственным предначертаниям Господа Бога? Мать даже сочла нужным высказать свое мнение:

      – Пути господни неисповедимы.

      Дамы, сидевшие в середине стола, одобрительно закивали головами: их тоже встревожили мудреные, непонятные речи инженера.

      Рикье, человек с кирпично-красным лицом, заявил:

      – Пусть они текут, откуда угодно, эти ваши анвальские воды, – хоть из вулканов, хоть с луны, мне все равно… Я уже десять дней их пью, а толку никакого!

      Супруги Шофур запротестовали, указав на то, что их ребенок уже начал шевелить правой ножкой, а этого еще не случалось за все шесть лет, что они лечат его.

      Рикье возразил:

      – Ну, и что же это доказывает? Только то, что у нас с ним не одинаковая болезнь. Это отнюдь не доказательство, что анвальские воды излечивают желудочные болезни.

      И по его лицу было видно, как он негодует, как он возмущен новой неудачей своих попыток.

      Но и Монекю заступился за анвальские воды, сообщив, что уже неделю желудок его дочери переваривает пищу и теперь она не выбегает из-за стола посреди обеда.

      Тощая, длинная девица вся вспыхнула и уткнулась носом в тарелку.

      Оказалось, что и две вдовы Пайль тоже чувствовали себя лучше.

      Рикье рассвирепел и, повернувшись к ним, спросил:

      – У вас, сударыни, болезнь желудка?

      – Да, да, – в один голос ответили обе дамы. – Мы совершенно не перевариваем никакой пищи.

      Рикье дернулся так, что чуть не упал со стула, и завопил:

      – Это вы-то? Вы-то не перевариваете? Да стоит только посмотреть на вас… Это у вас-то больной желудок? Попросту говоря, вы слишком много едите.

      Госпожа Пайль-старшая смерила его разъяренным взглядом:

      – Зато относительно вас, сударь, можно не сомневаться. По вашему характеру сразу видно, что у вас неизлечимо больной желудок. Не напрасно сложилась пословица: «Съешь, переваришь – добрым бываешь!»

      Старая и очень худая дама, фамилии которой никто не знал, авторитетным тоном сказала:

      – Я думаю, что анвальские воды всем помогали бы, если бы повар в гостинице хоть немного помнил, что он готовит не для здоровых, а для больных. Ну разве можно переварить кушанья, которыми нас тут угощают?

      И сразу же все пришли к согласию: всех объединило негодование против содержателя гостиницы, который подавал к столу лангусту, колбасы, угря по-татарски, капусту – да, да, капусту и сосиски, – словом, самые неудобоваримые блюда, и кому же? Людям, которым три доктора – Бонфиль, Латон и Онора – предписали есть только легкие кушанья: