Три цвета крови. Чингиз Абдуллаев

новым идеям и новым людям. Вы со мной не согласны, мистер Груодис?

      – По-моему, как раз с этим у нас никогда не было особых проблем. Особенно сейчас, – мрачно заметил Груодис.

      – Вы пессимист, – серьезно парировал собеседник, – работать вы будете с вашей группой?

      – Это мое дело. Ваше – наметить цель. Все остальное касается только меня. Или моих друзей.

      – Согласен, – пробормотал Траппатони, – в любом случае полученный гонорар будет переведен лично вам.

      – До свидания. – Груодису не понравилась ложная патетика в разговоре и сам Траппатони.

      – Документы вам пришлют сегодня вечером, – крикнул Траппатони, но Груодис даже не обернулся.

      Через минуту его автомобиль, развернувшись, поехал в противоположную сторону. Траппатони, подошедший к своей машине, долго смотрел ему вслед. Затем достал из внутреннего кармана плаща переговорное устройство.

      – Серджио, это я, Альберто. Он знает о взрывчатке в автомобиле. Ты был прав. Он профессионал.

      – Мои ребята ждут его на дороге, – ответил Серджио, – он не сумеет уйти. Вы не договорились?

      – Договорились, пропустите его автомобиль.

      «Этот красавчик даже не знает, что секунду назад избежал верной смерти, – подумал Траппатони. – Впрочем, это даже хорошо, что не знает. Пусть он чувствует себя победителем. Это придаст ему нужную психологическую уверенность. Ведь у него впереди такая сложная задача».

      Траппатони сел в автомобиль, развернулся. Уже отъехав от места встречи и словно вспомнив о фотографии, снова достал ее, внимательно вглядываясь в лица запечатленных на снимке политиков. «Может быть, у этого литовца получится лучше, чем у всех остальных», – подумал он. На снимке застыли в рукопожатии два президента. Отныне они были главными мишенями профессионального убийцы Йозаса Груодиса и его товарищей.

      Глава 2

      Жизнь на два разных города, неумолимо отдаляющихся друг от друга с каждым прожитым днем, была причиной того чувства неустроенности, которое царило в душе Дронго. Обретение независимости союзными республиками и развал огромной страны привели в конечном счете лишь к страданиям миллионов людей и потокам крови, немыслимым в прежней Империи.

      Находились политики, которые полагали, что обретение свободы невозможно без пролитой крови, и даже приветствовали ее, считая, что в муках родовых схваток новые молодые государства сумеют выстоять и развиться в нормально функционирующие политические организмы. Доказывали, что независимость и свобода гораздо более важные вещи, чем жизнь одного человека или даже сотен людей. Гораздо более важные, чем неустроенные судьбы миллионов людей. Гораздо более важные, чем гражданские и национальные войны, прокатившиеся по всему периметру границ бывшей Империи. Гораздо более важные, чем слеза ребенка. Политики любили независимость гораздо больше простых людей, ибо независимость для них была независимостью от московских далеких начальников, возможностью бесконтрольного властвования и полного произвола