Эхо. Пэм Муньос Райан

ее вытирал и убирал на место. Руки двигались механически, а мыслями он был далеко.

      Вдруг в дверь грубо постучали. Фридрих оглянулся на отца:

      – Ты кого-то ждешь?

      Отец покачал головой.

      Он прошел в гостиную и выглянул из-за занавески.

      – Это за мной. Фридрих, слушай внимательно. Молчи, ничего не говори, в чем бы меня ни обвиняли.

      – Отец… – У Фридриха что-то сжалось в животе.

      Отец крепко его обнял:

      – Прости, это все из-за меня. Главное – молчи, что бы ни случилось.

      Потом отец отпустил его и отпер дверь.

      На пороге стояли двое штурмовиков в коричневых рубашках. Один – низенький и толстый, другой на целый фут выше своего напарника.

      – Господин Шмидт, – сказал высокий, – я – капитан Эйфель, а это капитан Фабер. Можно войти?

      Они шагнули в прихожую, не дав отцу времени ответить.

      Эйфель кивнул на багаж:

      – Куда-то уезжаете?

      – Да, в Берлин, к дочери.

      Штурмовики вошли в гостиную и осмотрелись. Отец шел за ними, Фридрих держался поближе к нему. Никто не стал садиться.

      – Видите ли, господин Шмидт, в том-то и вопрос, – проговорил Фабер. – Нам сообщили, что вы направляетесь в Берлин повидаться с дочерью. Однако вашей дочери сейчас нет в Берлине. Она вместе с дочерью начальника полиции готовится к митингу в Мюнхене и пробудет там все выходные.

      – Мы… У нас в Берлине есть еще родственники, – сказал отец.

      – Они тоже будут на митинге в Мюнхене, – ответил Эйфель. – Поездка в Берлин – всего лишь прикрытие, так?

      У Фридриха даже голова закружилась от внезапной догадки. Вот почему Ансельм сегодня утром от него отстал! Он знал, что Элизабет с Маргаретой поедут на митинг в Мюнхен. Сообразил, что Фридрих врет, и наябедничал своему отцу – начальнику полиции. Теперь и отец Фридриха попался на лжи.

      – К сожалению, вам придется отложить поездку, поскольку у вас нет никаких дел в Берлине, – сказал Фабер.

      – И мы вас попросим проследовать с нами в участок. Для беседы, – сказал Эйфель.

      – По какому поводу? – спросил отец.

      – Там все объяснят. Прошу! – Фабер приглашающе повел рукой.

      – Да, конечно. – Отец оглянулся на Фридриха. – Я уверен, это ненадолго.

      Эйфель подошел вплотную к Фридриху, разглядывая его лицо.

      Фридрих попятился.

      – У мальчика уродство. Он также и в уме поврежден?

      Эйфель говорил таким тоном, словно Фридрих не стоял так близко, что чувствовал запах у того изо рта.

      – Он не урод и не слабоумный! – ответил отец. – Он очень талантлив! Это всего лишь родимое пятно.

      – Мерзость какая, – откликнулся Эйфель. – Есть кому о нем позаботиться?

      – Да, – сказал отец. – Я о нем забочусь. Я ведь через пару часов буду дома, верно?

      Штурмовики переглянулись.

      Фабер изогнул бровь.