Цепная реакция. Симона Элкелес

вторая – из-за камня, попавшегося на пути.

      – О, а мы как раз пришли, чтобы тебе стало лучше, – говорит Джейми.

      Широко улыбаюсь – и сразу же чувствую себя лучше. Теперь, когда я знаю, что смерть в ближайшем будущем мне не грозит, все и правда совсем хорошо.

      – Это что вы имеете в виду?

      Кажется, я слышу фырканье Алекса. Правда, он отступает обратно к окну, и девчонки окружают мою кровать.

      – Хочешь, спинку помассирую? – с кокетливыми переливами в голосе предлагает Анжелика Муньос.

      – А я принесла свежее печенье из пекарни, – говорит Брук. – Могу покормить, раз уж ты руками пользоваться не можешь.

      – Да вы точно шутите, – бормочет Алекс откуда-то из-за ее спины.

      Анжелика устраивается рядом со мной и принимается массировать мне спину. А Брук тем временем достает из упаковки шоколадное печенье и подносит мне ко рту.

      В палату входит моя будущая невестка. Ее сапоги звонко отстукивают высокими каблуками по полу, а длинные светлые волосы, стянутые в конский хвост, струятся по спине. Оценив мизансцену, Бриттани в замешательстве качает головой.

      – Что тут происходит? – обращается она к Алексу.

      – Даже не спрашивай, – отвечает он, подходя к ней.

      – Алекс позвонил мне в совершенной панике и сказал, что с тобой случилась беда. – Теперь Бриттани обращается ко мне.

      Я снова поднимаю перебинтованные руки.

      – Случилась. Болит адски, но док говорит, я выживу.

      – Кто бы сомневался, – усмехается Бриттани. – Но мне кажется, твоя мать будет не в восторге, когда застанет своего пятнадцатилетнего сына в окружении его личного гарема. А ты ведь знаешь, как она о тебе беспокоится, Луис.

      – Если она похожа на мою мать, то взбесится, – говорит Анжелика. Потом оборачивается к подругам. – Наверное, нам лучше уйти.

      С Анжеликой я несколько раз заигрывал на вечеринках. У нее родители – тоже мексиканцы, так что она все правильно уловила. Остальные вряд ли догадываются, насколько фанатичными в своей заботе могут быть матери-мексиканки.

      Я говорю девушкам, что напишу им, когда снова смогу пользоваться руками, и они выпархивают из палаты аккурат перед возвращением mi’amá.

      – А кто принес шарики? – спрашивает она. – Не те ли девушки, которых я видела в коридоре?

      – Ага, они, – говорю. – Просто подруги из школы.

      Не стоит пояснять, что в тот или иной момент своей жизни я целовался – и не только – с тремя из этих подруг. Мои слова точно станут поводом еще для одной лекции, а ее мне определенно хотелось бы избежать.

      Полчаса спустя док отпускает меня домой. Сначала, правда, он дает mi’amá четкие инструкции, как правильно перевязывать мои раны.

      – Ты не неуязвим, – говорит мне Алекс, когда Бриттани с mi’amá выходят из палаты. – Неуязвимых не существует. Помни об этом.

      – Я знаю.

      Он заступает мне дорогу и тычет пальцем в грудь.

      – Послушай меня, Луис. И послушай внимательно, потому что я слишком хорошо знаю, что было у тебя в голове, когда