Тебе, с любовью…. Бриджит Кеммерер

все совсем по-другому, но я не решаюсь спорить. Мне нравятся спокойный и тихий голос Рэва и то, как он заступался за друга перед Аланом. Мне опять становится стыдно – теперь уже за свои мысли о том, что он похож на маньяка. Особенно когда Рэв говорит мне:

      – Спасибо. Ты нормально доберешься до дома?

      Сердце еще гулко бьется в груди, но я киваю. Прокашлявшись, спрашиваю:

      – Что такое Челтенхем?

      – Не понял… – хмурится Рэв.

      – Ну, этот Алан сказал Деклану, что посмотрит, как тот выберется из Челтенхема.

      Рэв мрачнеет и замыкается. Снова кашляет, сгорбившись.

      – Исправительный центр для несовершеннолетних. – Он отталкивается от машины Роуэн. – Обязательно замени аккумулятор. Если Деклан сказал, что так нужно, значит, так нужно.

      И уходит в темноту, оставляя нас с Роуэн одних.

      Глава 9

      Я НАЧИНАЛА ТРИДЦАТЬ пять записок предложением: «Мне семнадцать». Но после этого не могла больше выудить из себя ни слова. Я не хочу все испортить. Не хочу лишиться нашего общения.

      Глупо, да? Я словно пишу письма во мрак, а потом дожидаюсь оттуда ответа.

      Мы незнакомы, но я чувствую, что понимаю тебя. И что ты понимаешь меня. Поэтому мне так нравится наша переписка.

      Она моя ровесница. Я подозревал это, а она подтвердила. Не знаю, почему для меня это имеет значение, но мне это важно.

      Ей нравится наша переписка.

      Ей нравится наша переписка!

      Я перечитал это письмо, наверное, сотню раз, но каждый раз от волнения бегут по коже мурашки. Оглядываю класс: не заразил ли всех своей взбудораженностью? Чувствуют ли окружающие, в какой трепет меня приводит короткая записка?

      Какой там! На уроке литературы народ пушкой не разбудишь. Девчонка с первой парты читает вслух стихотворение Дилана Томаса, но ей глубоко наплевать на строки о гаснущем свете, потому как с таким выражением можно зачитывать только список покупок. Она накручивает прядь волос на палец и, дочитав последнюю строфу, откидывается на спинку стула.

      Я заслонил записку учебником, чтобы никто не заметил, как я, будто помешанный, поглаживаю слова и перечитываю ее снова и снова.

      «…но я чувствую, что понимаю тебя. И что ты понимаешь меня».

      В душе мне дико, безумно хочется ее найти. Сказать ей: «Да, да, я тебя понимаю!»

      Класс накрывает тоскливая тишина. Слышно, как несколько человек строчат в мобильниках сообщения. Наша учительница, миссис Хиллард, лелеет надежду, что мы впитаем в себя всю мощь поэзии. Опираясь о стол, она прижимает к груди учебник.

      – Кто мне скажет, о чем это стихотворение?

      Может, для нее это и потрясение, но никто ей не отвечает.

      Миссис Хиллард выпрямляется и проходит между рядами парт, касаясь каждой из них кончиками пальцев. На ней длинная шелестящая юбка и узорчатый кардиган, какие носят только пожилые учительницы.

      Я запихиваю записку под учебник, пока она меня не застукала.

      – Против чего же восстает Дилан Томас? – спрашивает она. – Что это за гаснущий свет?

      – Наступающая тьма, – отзывается