Заветный ковчег Гумилева. Екатерина Барсова

на груди, я пытаюсь стереть его салфеткой. Но делаю только хуже. Я ужасно смущена. Сестры качают головами, на их груди я вижу такие же алые пятна, которые расплываются, становятся все больше и больше… Их лица бледнеют, они падают на траву как подкошенные. Я бегу от них прочь и вижу, как навстречу мне идет женщина. И я понимаю, что это – моя мать. У нее озабоченное лицо, я бегу к ней, вся дрожа.

      – Мама! – шепчу я. – Мама! – повторяя, зарываюсь в складки ее платья.

      Она наклоняется ко мне, обнимает и шепчет:

      – Что тебя напугало?

      Я, не в силах вымолвить ни слова, вырываюсь, бегу дальше. Я выбегаю на берег. Море! Какое огромное! На горизонте большой корабль, который уплывает от нас… Я бегу в воду, я уже по колено в воде. Мне страшно идти назад, а впереди… ничего нет.

      – Вам плохо? – Мужчина дотронулся до моей руки.

      – Н-нет. Просто вспомнилось кое-что.

      – У вас такой вид, будто бы увидели что-то страшное. Что вы увидели? Или вспомнили?

      Он задавал вопросы небрежным тоном, но при этом не сводил с меня внимательного взгляда.

      – Так, глупости. – Я не хотела ему ни о чем говорить.

      На лице мужчины мелькнула не то досада, не то раздражение. Но он мягко поинтересовался:

      – Как клубника?

      – Вкусная… Но я ела вкусней.

      – Когда? – быстро спросил он.

      – Не могу вспомнить, – солгала я.

      – А что вы помните?

      Я покачала головой:

      – Ничего. Как будто бы в голове пустая дыра…

      – Жаль! Но вы обязательно поправитесь, и к вам вернутся воспоминания.

      Дальше он сказал что-то по-французски. Я уловила только общий смысл.

      – Вы думаете, что воспоминания будут для меня… болезненны?

      Он колебался. Я это видела.

      – Говорите!

      – Не знаю, – неохотно произнес мужчина. – Существует даже специальная молитва против воспоминаний. Не всегда хочется вспоминать: иногда лучше забыть. Но не всегда это получается. Память – страшная вещь! Есть прекрасные строки:

                 Только змеи сбрасывают кожи,

                 Чтобы душа старела и росла.

                 Мы, увы, со змеями не схожи,

                 Мы меняем души, не тела.

                 Память, ты рукою великанши

                 Жизнь ведешь, как под уздцы коня,

                 Ты расскажешь мне о тех, кто раньше

                 В этом теле жили до меня…[1]

      – Чьи это строки? – спросила я.

      – Есть такой поэт Николай Гумилев. Это его стихи.

      – Наверное, я его не читала.

      – Почему?

      Я задумалась:

      – Мне кажется, у меня была строгая мама.

      Мой собеседник улыбнулся.

      – Да, у вас была очень строгая мама.

      – Но кто? – воскликнула я. – Вы знаете мою маму? Кто я? Как меня зовут? Почему меня здесь держат?

      Его лицо посуровело.

      – Вы еще очень слабы. Вот когда окрепнете…

      – То, что тогда? Вы меня

1

Н. Гумилев «Память».