Две жизни. Часть 3. Конкордия Антарова

возле меня, шныряют два каких-то карлика, да такие противные! И как только они появляются, ну точно бес в меня вселяется. Я на всё раздражаюсь, всех ругаю, становлюсь сам не свой. Вот и теперь. Шёл я с сыном, спокойно разговаривал, откуда ни возьмись – выскочили эти бесенята да давай что-то лопотать, тыкать пальцами и показывать на дорогу в больницу. Я понял, что им нужно туда идти, да боятся беспокоить доктора. Взял одного из них за руку, чтобы его провести, а он как кольнёт меня какой-то остренькой палочкой – точно калёным железом прямо в сердце мне ударил. Я выпустил его ручонку, а они оба бросились бежать в глубь леса. Тут сын что-то сказал мне, я даже сейчас и не помню, что именно. Но сразу я страшно обозлился и замахнулся на него дубиной.

      Он помолчал, отогнул рукав своей одежды и показал на руке, около локтя, большое синее пятно, в центре которого зияла маленькая ранка, с булавочную головку.

      Франциск склонился к его руке, потом вдруг с неожиданной силой поднял мужчину с дерева и быстро скомандовал:

      – Сейчас же иди за мной! Тебе грозит смерть или кое-что ещё похуже!

      Он подхватил меня на руки, юноша помог ему нести меня, и почти бегом Франциск бросился к больнице, приказав крестьянину идти впереди. Тот сначала шёл очень быстро, но уже у входа в комнату должен был опереться на сына и, едва войдя, почти без сил опустился в кресло.

      Франциск положил меня на свою кровать – я всё ещё ощущал сильную боль в позвоночнике – и стал быстро приготовлять какое-то лекарство. Дав его выпить больному, он слегка приподнял крышку мраморного стола и достал оттуда какую-то палочку – как мне показалось, стеклянную, игравшую всеми цветами радуги.

      Что меня особенно поразило – на конце этой палочки словно огонь горел. Этим огнём Франциск, что-то протяжно напевая, коснулся раны больного. Тот вздрогнул, но, вероятно, не от боли, так как лицо его осталось спокойным. Ещё и ещё касался Франциск тела пациента палочкой, как бы вычищая её огнём яд из его ранки. Через несколько минут из раны брызнула кровь. Но что это была за кровь! Тёмная, запёкшаяся, она не лилась, а словно выскакивала сгустками, напоминавшими черноватые пробки. Франциск всё так же продолжал напевать свой протяжный гимн, и, наконец, из раны показалась струйка алой крови.

      На губах больного появилась пена, он кашлянул, и изо рта его показалась кровь, которую Франциск быстро вытер полотенцем. Приподняв крышку мраморного стола, он положил палочку на место с такой же осторожностью, с какой её вынимал, и велел юноше пройти в большой дом больницы, разыскать старшую медсестру и попросить её немедленно прийти сюда. Тем временем он дал больному какое-то полоскание, подождал, пока кровотечение остановилось, и тогда дал ему ещё капель. С необычайной ловкостью Франциск наложил повязку на рану, подвязал руку больному на бинте к шее и сказал вошедшей сестре Александре по-французски:

      – Больной нуждается в полном спокойствии. Кроме того, к нему, как и к вашему малютке-пациенту, никого впускать нельзя. Особенно строго оградите домик, в котором находится малютка, и передайте брату Кастанде,