Дневник лабуха длиною в жизнь. Эдвард Шик

быть, он знал что-то, чего я не знал?

      Вскоре выяснили, что в Америке Элик находится нелегально. Полицейские ведь очень злы, когда убивают их собрата. Элика помяли еще немного. Он стоял на своем. Через два дня его выпустили. Через пару дней он улетел в Израиль.

      Ко мне никогда не заходил хозяин мусороуборочной компании, итальянец, обслуживающий мою «Таверну». Я его не знал и не видел. Отправлял исправно чеки. На второй день после убийства он зашел, представился, поинтересовался, доволен ли я обслуживанием и как у меня дела. Я спросил у него, видел ли он портреты полицейского на моих окнах. И сам же ответил:

      – Такие вот мои дела.

      Он сочувственно закивал головой и быстренько вышел.

      В этот же день, ближе к вечеру, когда августовская духота наконец уступила место вечерней прохладе, я медленно попивал уже третью чашку крепкого кофе. Распечатал уже вторую пачку сигарет. Никого не было. По радио тихо играл джаз. Я тупо смотрел в кофейную чашку. Дверь бесшумно открылась, и в зал вошел человек. Это был смугловатый мужчина, лет шестидесяти, он мог бы сойти за южноамериканца или итальянца. В руке вошедший держал одну гвоздику, завернутую в бумагу. Он внимательно посмотрел по сторонам, потом на меня. Я приглашающе указал ему на стул. Он сел. Руку, державшую гвоздику, согнутую в локте, поставил на стол. Вторая рука была где-то под столом. Посмотрев еще раз на одну-единственную гвоздичку, я обратил внимание на то, что в руке под бумагой он держит что-то твердое, и из от этого твердого торчит прямой, длинный «стебелек». Я понял, это была стальная заточка – видел такие в юные годы. Посетитель, видимо, прихватил на всякий случай.

      – Я продаю персидские ковры, вам нужно? – приятным баском прогудел гость.

      – Нет, спасибо не нужно, – приятным баритоном ответил я.

      – Ну а как дела вообще?

      Я второй раз за день кивнул на окна с портретами:

      – Вы, когда заходили, видели это?

      Последовал легкий кивок головой. На морщинистом лице визитера мелькнуло что-то напоминающее соболезнование.

      – Когда это случилось? – мужчина поднялся со стула. – Вы что-нибудь об этом знаете? – продолжал гудеть он.

      Я закурил.

      – Да нет, я в это время был дома.

      Он не спеша пошел вдоль стен, бросая быстрые взгляды на репродукции художников-импрессионистов, развешанные на стенах «Таверны». Я молча курил. Гость подошел ко мне, все еще с гвоздикой в руке.

      – Значит, ковры не нужны?

      – Сами видите… посетителей нет… денег нет… ковры не нужны.

      Мы посмотрели друг на друга.

      – Ок, пока, – прогудел он и тихо выскользнул из зала.

      Эти двое явно хотели что-то выяснить. Я сел за свой остывший кофе. В голове звучала музыка из «Крестного отца».

      На следующий день пришла Алюшка. Мы сидели вдвоем за столиком. Зазвонил телефон. Дочь взяла трубку. У нее спросили, есть ли у нас страховка на жизнь, а если нет, посоветовали купить… и отключились. Мы с тоской уставились в окно. На противоположной стороне