Три жизни одной женщины. Владимир Гурвич

что от стольких переворотов у тебя голова кругом пойдет, – попробовала пошутить Катя.

      Они одновременно засмеялись.

      – Послушай, а это платье обязательно возьми на юг.

      – Да я решила не ехать.

      – Что!? Да я погляжу, баба совсем рехнулась. Такая возможность поехать одной на юг. Тебе может, Петька для сопровождения нужен?

      – Да, а что?

      Зина взглянула на нее так, словно она сказала нечто абсолютно непристойное.

      – И что ты с ним там собираешься делать? Он тебе, что тут не надоел? Может, ты еще и вашу двухспаленку на себе потащишь. Что б уж совсем было как дома.

      – Причем, тут кровать. А ехать с мужем отдыхать, по-моему, самое нормальное дело. Да и просто спокойней, знаешь же какие сейчас времена.

      – Тоже мне миллионерша, думаешь, что все тамошние абреки только о том и мечтают, когда ты появишься у них, дабы свиснуть твой кошелек. Послушай, а ведь ты красивая баба, я всегда считала, что не стоит тебя твой Петушок. Я даже не думала, что ты такая раскрасавица. Сколько с тобой якшаюсь, а вот только сейчас разглядела.

      – Да скажешь ты ерунду. – Катя видела в маленьком, висевшем на стене зеркальце, как заливают ее щечки красный соус румянца.

      – Дура ты будешь распоследняя, если не воспользуешься таким шансом.

      – Ты о чем?

      – Не делай вид, что глупее, чем на самом деле. На следующий год-то сороковничек. Помнишь об этом, подруга.

      – Помню, – слегка вздохнула Катя. – Да что делать, годы бегут.

      – Вот именно, что годы бегут, а ты стоишь на месте.

      – Что же ты предлагаешь?

      – Поплавать в морской водице, – усмехнулась Зина. – Можешь ты хоть две недели в жизни пожить для себя.

      Катя неопределенно, будто не совсем понимая, о чем идет речь, пожала затянутыми в голубой ситец плечами.

      – Знаешь, давно тебе хотела сказать, да все повода не представлялось, ну что ты себя похоронила до срока. Ведь ты же о жизни ничегошеньки не ведаешь. Разве не так? Скажи сама, ну что ты видишь: свою засранную бухгалтерию с глупым бабьем, да эту квартирку, в которой ты целыми днями ишачишь, как рабыня, на трех мужиков. А что за это получаешь? Ну ладно, про детей я не говорю, от них никогда ничего хорошего не бывает. Ну а твой замечательный Петушок. Я таких мужиков на расстоянии чую, да он удовлетворить-то бабу, как следует, не может. Ведь признайся.

      Катя видела в зеркальце, как соус румянца превратился из красного в темно-бардовый.

      – Все у нас нормально, – почти резко сказала она. – И тебе не стыдно лезть в чужую постель?

      – Да никуда я не лезу, захотела бы давно там была. Иль ты в этом сомневаешься?

      Катя едва не задохнулась от негодования. И это говорит лучшая подруга. Что с ней случилось, конечно, она и раньше была на язык не слишком сдержанной, но не до такой же степени! Ничего не понятно.

      – Да, не обижайся, – вдруг промурлыкала Зина и повисла на ней, обдувая ее лицо горьким запахом выкуренных сигарет. – Я ж тебе говорю все это любя. Хочу, чтобы ты жизнь надкусила с другой стороны. Ты