Агент «Никто». Евгений Толстых

привычный рапорт дежурного об отсутствии происшествий, Герлиц как бы между прочим хмыкнул: «А минский взрыв – это, конечно, не наше дело…» – и прошел в небольшую комнатку, прозванную сотрудниками «санитарным кабинетом». В этом маленьком помещении, куда с трудом удалось втиснуть стол, обшарпанное кресло и два стула, начальник абверкоманды время от времени ставил подчиненным «служебные клизмы», отнюдь не дававшие поводов для шуток.

      Прифронтовая деревня не баловала штаб-разведчиков удобствами и радостями быта. Еще в 41-м танковые колонны, шедшие на Москву, из полусотни домов оставили в Дубровках пять или шесть полуразвалившихся избушек. Саперная рота, готовившая домишки к переезду абверкоманды, подлатала их, как могла, понимая, что особенно стараться нечего, все равно через месяц придется переезжать. Фронт на месте не стоял…

      – К вам капитан Димсрис, – деликатно постучав в дверь, сообщил дежурный.

      – Пусть войдет, – буркнул Герлиц.

      Кабинет заполнил своей крупной фигурой молодой военный в слегка примятом пехотном мундире и сверкающих гуталиновым блеском высоких сапогах.

      – Хайль Гитлер!

      – Здравствуйте, Димсрис. Присаживайтесь. Ждете не меньше суток?

      – Да, пришлось спать, не снимая кителя, а утюгами здесь у вас в глуши не богаты.

      – Как добрались?

      – Шла машина с группой агентов в С-лагерь, пристроился с ними.

      – А я, помнится, вас не вызывал, Димсрис.

      Капитан Димсрис, офицер «Абвергруппы 113», входившей в структуру «Абверкоманды 103», занимался подбором кадров из числа советских военнопленных для заброски на территорию противника. Группа, имевшая кодовое название «Гирш», находилась в оперативном подчинении 3-й танковой армии и дислоцировалась в районе Полоцка, а это добрая сотня километров от Орши. Приехать без приказа капитан мог, лишь имея на это очень веские причины.

      – Два дня назад я получил агентурные сведения о подготовке взрыва в Минске. В течение нескольких часов не удавалось выйти с вами на радиосвязь, поэтому решил доложить лично. Но не успел.

      – У меня есть скверное предчувствие, Димсрис, что это не последний взрыв. Они явно охотятся на Кубе и будут взрывать, стрелять, сыпать яд, пока не отправят гауляйтера на тот свет. Ему бы на время уехать отсюда. Но, насколько мне известно, об этом не может быть и речи. Если уж жена, которой рожать не сегодня завтра, считает, что ее живот – свидетельство прочности оккупационного режима, то что говорить о самом группенфюрере… Откуда у вас информация о намерениях партизан?

      – «Доронин», один из моих агентов, во время последнего визита в партизанские ряды обзавелся надежным источником, который не называет даже мне.

      – Завербованный русский сомневается, что офицер абвера всецело предан интересам рейха?! Что-то новенькое в моей практике.

      – Это странный русский. Примерно год назад, где-то в начале августа 42-го, зондерфюрер Стефан откопал его в Витебском лагере военнопленных. Русский обитал там с зимы 41-го. Сказал, что родом из