Виза на смерть. Мария Шкатулова

можно дольше держать удар, пока абонент сам не устанет от собственных претензий.

      «Императрица» же, Елизавета Константиновна Данилова-Вильдо, высказав Раисе Скворцовой все, что думает по поводу последней передачи, положила трубку, раскрыла лежащий на столике новый номер газеты «Фигаро» и принялась разгадывать труднейший кроссворд на французском языке….

      18

      Эмма Михайловна уже второй час сидела у Гришаковых, пила чай, который подавала горничная в накрахмаленном передничке, и уплетала пирожные с невероятно вкусной начинкой – то ли малиновой, то ли смородиновой. И умирала от желания спросить, когда же появится хозяйка дома и появится ли вообще и те ли это самые пирожные, которые они с Лёнчиком часто видели в Смоленском гастрономе по сто шестьдесят рублей за штуку или какие-нибудь другие. «Не понимаю – что такого может быть в этих пирожных, что стоило бы таких денег?» – спрашивала она каждый раз, показывая на них мужу, но тот только раздражался и спешил поскорее уйти.

      Сам Гришаков пирожных не ел – у него было такое выражение лица, будто у него болят зубы, – и Эмма Михайловна, чувствуя себя немного не в своей тарелке, все время одергивала Джумку, которая, сидя у нее на руке, слизывала с ее ладони кусочки ягодного суфле. «Фу, Джумка, хватит! У тебя опять будет расстройство!» Джумка вытягивала шейку, дрожала и тонко поскуливала от нетерпения.

      Наконец появилась супруга Александра Борисовича и предложила Эмме Михайловне осмотреть апартаменты.

      – С удовольствием! Я никогда не видела, как живут олигархи, – слащаво улыбнулась Эмма Михайловна, поднимаясь из-за стола, и тут же вспомнила, что каждый раз, когда она употребляла это слово, Лёнчик сердился и принимался объяснять ей его значение, которое она никак не могла запомнить.

      «Это – столовая, это – бильярдная… Вот Сашин кабинет… Там кухня…» – комментировала хозяйка, водя ее по трехсотметровой квартире. Эмма Михайловна кивала с напускной снисходительностью, с жадным любопытством разглядывая мебель, ковры и дорогие безделушки, и чтобы хоть как-то компенсировать собственный комплекс неполноценности, все время порывалась с видом знатока дать какой-нибудь совет – куда передвинуть диван или какого цвета ковер лучше бы смотрелся под этой люстрой, – но никак не получалось: супруга советами не интересовалась и только в самом конце экскурсии, когда они вышли на огромную застекленную лоджию, спросила: «У вас случайно нет хорошего фитодизайнера? Мне хочется устроить здесь зимний сад!»

      Когда Эмма Михайловна отправилась в один из трех имевшихся в квартире туалетов, Ирина Гришакова подошла к мужу и положила руку ему на плечо.

      – Бедный ты мой! Замучила она тебя?

      Гришаков поднял на нее усталые глаза и быстро проговорил:

      – Ирка, что делать? Она просится на работу ко мне в офис. Придумай что-нибудь!

      – Дай ей денег, и дело с концом.

      – Ты что! Неудобно!

      – Удобно-удобно! По-твоему, она зачем пришла?

      – Ты