Сахарная вата. Катя Метелица

слов стесняюсь, и это очень жаль), пожелал всего прекрасного, чего бы я сама пожелала, и еще чуточку от себя. Вот какой у меня друг! «А почему Путин стал Его Превосходительством, – он пишет, – сие мне не ведомо. Скорее всего, пресс-секретарь Святейшего из самых лучших соображений президента генеральским обращением потешил. Хотел Ваше Величество, но постеснялся». И еще добавил: «лично для меня Владимир Владимирович по-прежнему товарищ президент».

      Хотя кто тут кому и до какой степени товарищ – по правде сказать, не окончательно понятно.

      «Все очень хорошо»

      Давайте, я расскажу вам, как я живу. Я живу хорошо. Если честно, я так хорошо живу, что даже немного побаиваюсь в этом признаваться, как бы не сглазить. Мой муж очень красивый и добрый, он говорит: «Так и напиши – что я тебя десять лет люблю, как в первый день. Даже больше. Потому что раньше я был несчастный, а теперь счастливый – армейцы в прошлом сезоне выиграли буквально всё!» Ну, я рада. Правда, я очень хорошо живу. Просыпаюсь не по будильнику. Не тащусь в офис, как масса граждан, а иду, скажем, на йогу. Тибетский массаж, имбирный чай, вместо завтрака – десерт, не жизнь, а малина. Забираю младшенького из сада, и мы идем кататься на речном трамвае или в зоопарк. Иногда я заглядываю ему прямо в глазки и говорю: «Ты хоть понимаешь, что мы самые счастливые, живем как короли? Ты понимай!» А он говорит: «Я понимаю». Он правда понимает. Потому что он очень много смотрит телевизор. В основном, конечно, про Губку Боба, но и новости тоже – иногда. Так что у него есть некоторые представления о мироустройстве.

      Я очень хочу, чтобы он понимал: мы с ним живем, как королевич и королевна.

      Только не знаю, кого я больше уговариваю – может, себя.

      Недавно у меня был день рожденья – я майская, родилась на позднюю Красную горку. Говорят: «кто в мае родился, тот всю жизнь мается». Так и есть.

      Давайте я расскажу вам, как у нас устроена весна – мы, майские, в этом разбираемся лучше других. Ну вот, сначала идет март – но только он, на самом деле, никуда не идет. Просто сугробы, просто лежат, просто самая что ни на есть зимняя зима. Потом, уже в основном в апреле, все мучительно долго тает, и течет, и обнажается, и становится очень-очень грязно, а потом еще и очень-очень пыльно. И как-то очень тревожно.

      А потом уже бах – первая жара. Листья, одуванчики, свечи на каштанах, «черемуховые холода», в пригородах уже чуть ли не соловьи. Но у нас, у майских, как будто осколок льда в глазу, как у мальчика Кая.

      Уже и пыль жуткая послезимняя кое-как прибилась, и окна по второму разу вымыты, даже газоны кое-где косят – но мы-то помним ту грязь, которая выползла из-под снега. Никуда она не делась, просто травой поросла. А водица в Москве-реке? Вообще ад. В зоопарке половины зверей почему-то не видно, у очкового медведя такая унылость на морде, как будто сейчас зарыдает. «Может, он беременный?» – говорит мой мальчик. «Ну, может, он самка?» – уточняет. Мне кажется, никакой этот он не беременный, просто больной. А вон тот, который клубком свернулся, –