Одиссей. Владычица Зари (сборник). Генри Райдер Хаггард

были распущены и горели на солнце, руки до плеч и шея обнажены. Она прикрывала глаза и лоб ладонью, словно желая притушить блеск своей ослепительной красоты. И она была поистине живое воплощение совершенной красоты.

      Те, кто еще не любил, видели в ней свою первую любовь, которая всегда и у всех остается безответной; те же, кто уже любил, видели в ней ту свою первую любовь, которую они потеряли. От нее исходило неизъяснимое очарование, подобное очарованию гаснущего дня. Она пела о любви, обещая подарить счастье, и в ее томящем душу голосе каждый слышал голос своей единственной, назначенной только ему возлюбленной, и сердце Скитальца задрожало, точно струны арфы под искусной рукой.

      О ком ты тоскуешь, возлюбленный мой?

      О той, что любил и потом потерял?

      Приди, она ждет, ждет тебя!

      Супруга – нарушит священный обет,

      Умершая – воскреснет и встретит тебя!

      Печально ее одинокое ложе,

      Тени витают над нею всю ночь.

      Но чело ее венчает радость жизни,

      Венчают жизнь и любовь!

      Ты любил ее, ты ее потерял,

      Но не сон она, не мечта,

      Приди же, приди, она ждет!

      О ком ты тоскуешь, возлюбленный мой?

      Она умолкла, и над толпой пронесся стон страстного томления. Скиталец увидел, что стоящие рядом с ним мужчины срывают с глаз повязки и швыряют их на землю. Только распростершиеся на земле жрецы лежали неподвижно, но и они не могли сдержать стонов.

      Она снова запела, все так же прикрывая лицо ладонью.

      Теперь она пела о том, что вот они рвутся, стремятся к ней, жаждут ее, но если добьются, то в миг обладанья погубят ее, уничтожат. Ведь красота живет лишь в глазах смотрящего, она подобна хрупкому цветку и не выносит грубого прикосновения, вянет, не дожив до утра, – так и любовь умирает в наслаждении.

      Она умолкла, и на этот раз толпа молчала. А она вдруг склонилась над самым краем площадки, склонилась так низко, что, казалось, вот-вот упадет, и, протянув руки к толпе, словно желала всех обнять, предстала перед людьми во всем торжестве своей несказанной красоты…

      Скиталец взглянул на нее и сразу же опустил глаза, словно его ослепило полуденное солнце. В помрачении ему показалось, что мир рухнул, мысли спутались, он ничего не понимал, в уши назойливо лезли крики одержимых страстью безумцев. Все кричали, и никто никого не слушал.

      – Смотрите, смотрите! – кричал один. – Смотрите, какие у нее волосы! Они чернее воронова крыла, а глаза, глаза темны, как ночь. О любимая, единственная!

      – Смотрите, смотрите! – кричал другой. – Ее глаза синее полуденного неба, ее кожа белее морской пены!

      – В точности такой была моя жена много лет назад, когда я на ней женился, – бормотал третий. – Да, я увидел именно ее, когда в первый раз откинул вуаль! Та же нежная улыбка, расцветающая на лице, как цветок, те же кудри, та же хрупкая грация…

      – Какая царственная осанка! – восхищался четвертый. –