Мой невыносимый босс. Матильда Старр

снобами, а с такими же ребятами как он. По крайней мере, лексика была соответствующая, и это больно резало уши. На этот раз, конечно, выбросив матерные слова, мы бы получили не полное молчание – несколько междометий осталось бы, ну и пара глаголов.

      И все-таки звучало ужасно.

      Дождавшись паузы в этом впечатляющем трудовом процессе, я постучалась и вошла в кабинет:

      – Максим Геннадьевич…

      – Я же сказал, просто Макс, – кажется, минералка сделала свое дело, раз мой шеф снова в состоянии обучать меня офисному этикету по своей версии.

      Как бы это объяснить ему, что такая манера общения не совсем то, что нужно?

      – У нас есть небольшая проблема.

      – Так, – насторожился он.

      Судя по предыдущей проблеме, которую я ему озвучила, он ожидал очередной катастрофы.

      – Ваша манера разговаривать по телефону… своеобразна, – подобрала я относительно необидное слово. – Если у нас в приемной будут сидеть эти самые, как вы выражаетесь, чертовы снобы, их это может… – я снова задумалась, подбирая нужное слово, – несколько шокировать.

      – А ты молодец, шаришь, – на этот раз Максим Геннадьевич хлопнул меня по плечу.

      Я поморщилась. Конечно, перейти из категории «секретарша, которую можно хлопнуть по попе» в разряд «друг и товарищ, которого можно хлопнуть по плечу», – это уже почетно. Но я бы предпочла обосноваться в категории «человек, которого вообще не надо трогать руками».

      Но осторожно обсудить с новым боссом эту тему я не успела, он уже торопливо говорил в трубку:

      – Иваныч, давай пришли-ка ко мне ребят и срочно! Надо сделать в моем кабинете звукоизоляцию, прям как в психушках. Чтоб даже если убивать там кого-нибудь, в приемной слышно не было.

      Я застыла с открытым ртом.

      Когда он закончил эту беседу, я робко вставила:

      – Вообще-то, я имела в виду, что следует несколько изменить лексикон…

      И вот тут Максим Геннадьевич глянул на меня так, что я поняла: буквально в одну секунду с невиданных высот я рухнула в его глазах ниже плинтуса.

      – Так, пигалица! – он не повысил голос, но сомнений не оставалось: меня отчитывают. – Ты, конечно, в своих бумажках, минералочках нормально разбираешься – тут слов нет. Но в серьезные вопросы ты не лезь, потому как не шаришь в них ничего. Если я с прорабами да начальниками строительства другим языком буду разговаривать, они мне и к третьему тысячелетию ничего не построят. Слыхала про Вавилонскую башню?

      – Безусловно, – ответила я.

      – Ну, так вот. Знаешь, в чем мораль этой басни?

      Вообще-то, как выпускница филфака, я могу со стопроцентной уверенностью заявить, что это не басня. Но вот как выпускница Алевтининого заведения, знаю, что делать этого не стоит.

      – И в чем же? – спросила я подчеркнуто вежливо.

      – Все участники строительства должны говорить на одном языке. И в наших реалиях этот язык –  матерный. И если ты такая нежная ромашечка, что при тебе крепкое слово не скажи, ступай обратно к своей Алевтине. А минералку я и сам куплю! – рявкнул он напоследок.

      Я