Современныя сказки. Вл. Кардаил

и недовертисси – тожа бита. А родная дочь што ни сделаить – за всё по головке погладють: умница. Однакость в боле поздние времена вдругорядь всё переменилося: до мачех дошло, што надо бы всё наоборот: ежели любишь – заклада́й в дитятку трудолюбие, оно и жити подможеть, и щастье принесёть. Однакость, времена-то обратно изменилися! И как там таперя дела с энтим обстоять?

      Мачеха, кубыть как дважды учёная, гоняить свою дочку – скажем, Варвару, – как сидорову козу, штоб она скотину поила-кормила, дрова и воду в избу носила, печь топила, избу мела – и т. д. А падчерицу – скажем, Снежану, – понятно дело, холить, балуить, подарками задариват, на балы посылат с начальством знакомица на предмет вхожденья в высший круг, штоб не своим умом и талантом жить, а на чужой шее. Короче, к бедам и испытаньям всяким растёть Снежана непривыкшая. И вот наступает час, так сказать, испытаний: мачеха решила, што ужо довела падчерицу до кондиции и пора на ей, наименее ценном члене ихнево коллективу, проверить на вшивость воеводу Морозко – то исть, каки́ таки подарки тот готов выложить по запланированному в етой сказке случаю.

      Мужик, конешно, был законченный подкаблушник – иначе как бы согласился везти дочку в трескучий мороз в лес и там бросить. Конечно, затужил, поплакал, как положено, однакость делать неча, бабы не переспоришь. Запряг лошадь:

      – Садись мила дочь, в сани.

      Повёз бедняжку в лес, свалил в сугроб под большую ель и уехал. А в нашем царстве-государстве за главново как раз и выступаить тот самый Морозко, который всё подмораживаить: политический климат, оппозицию, социальные лифты, парламентскую деятельность – хобби у ево такое.

      И вот сидить Снежана под елью, дрожить, озноб пробираить. Вдруг – чу! – невдалеке воевода по ёлкам потрескиват, с ёлки на ёлку поскакиват, пощёлкиват. Очутился на той ели, под которой девица сидить, и спрашиваить ея сверху:

      – Тепло ли табе, девица?

      – Тепло, Морозушко, тепло, батюшка.

      Морозко подморозил солидарность и ишо гражданску активность, сам потрескиват, пощелкиват:

      – Тепло ли табе, девица? Тепло ли табе, красная?

      Она чуть дух переводить:

      – Тепло, Морозушко, тепло, батюшка.

      Морозко заинтересовалси, подморозил до кучи расходы на образованье и науку, спрашиваить:

      – А как звать-величать табя, красавица?

      – Снежана Былдовна, – еле шевелить губами девушка.

      Морозко ишо ниже спустилси, пуще затрешшал, сильнея зашшёлкал, экономику вконец заморозил, а судебныя расследования против малых и средних предпринимателей, наоборот, рассупонил:

      – А таперь тепло ли табе, Снежана, тепло ли табе, Былдовна?

      Девица окостеневать стала, чуть-чуть языком шевелить:

      – Ой, тепло, Морозушко, тепло, ты наш свет в окошке и солнышко ясное!

      – Ах ты, моя лапушка! – заценил Морозко девицу, перестал в ей сумлевацца, окутал тёплыми шубами, отогрел пуховыми одеялами и взял на заметку как ценный кадр.

      А мачеха